Отправляемся в полдень - [50]

Прям ощущалось, как взгляд скользит по тебе, ощупывает. Холодный, гадкий. И ёжились ещё сильнее, вжимаясь в постель, комкая простыню, боясь дышать.

И не только я, остальные тоже. Это был общий, настоянный, изначальный страх. Ужас перед неизвестным.

Все с нетерпением ждали рассвета, и когда первые, ещё робкие лучи, похожие на травинки, что пробивают почву, выбирались из-за горизонта, мы позволяли себе расслабиться и вздохнуть. Казалось, спящие сильны только ночью и утром уже не страшно.

И вот теперь я видела их пробуждение, и оно великолепно. Они нисходят на землю звёздами и поют.

Игнорирую слепую восторженность Айринн. В песне звёзд мне слышится смерть, а я пока не планирую умирать. И терять тех, кого только что обрела, тоже.

– Инспектор, скорее увозите их отсюда. Вам нужно добраться до Летней губернии как можно скорее, – говорит судья Эйден и указывает вверх. – У вас будет неделя, чтобы активировать сильфиду.

Он строг и величественен, как статуя древнего бога.

Хочется кричать: что всё это значит? Но как всегда, объяснять некогда. Как всегда потом.

Бэзил торопит нас, и как только последняя из моих подопечных вскакивает на подножку омнибуса, взмывает в небо. Но не драконом, а лишь расправив огромные чёрные крылья. Ангел смерти.

Омнибус – самоходный. Впереди, на сидении с рычагами, шофёр, сзади, у котла с трубой, кочегар. Что один, что другой – рыжи, усаты и дородны.

Если высунуться из окна, что тут же и проделывают девочки, и перегнуться, то почти касаешься гигантских задних колёс. Честно сказать, транспорт не особо внушает доверие, но выбирать как-то не приходится.

А вот девочки рады, рассаживаются на сдвоенные, обитые красной кожей и с медными заклёпками, кресла, возбуждённо переговариваются. Каждая хочет к окну, смотреть на звездопад. Весёлые и бесстрашные.

И вот омнибус, махнув столице дымным шлейфом, отправляется в путь.

Всё время ёрзаю, кручусь, оглядываю салон, кусаю губы, – словом, не сидится, потому что на языке пляшут вопросы.

– Почему звёзды? – спрашиваю наконец.

Госпожа Веллингтон вздыхает.

– Спящие – боги, они должны заявить о себе ярко.

Отец по такому поводу говорит: «Понты стоят дорого». В данном случае – цена за чьё-то эффектное появление – целый мир.

Вздыхаю, любуюсь тем, как Зоя засыпает, положив голову на плечо Лэсси. Мысленно даю малышке в руки тряпичную куклу. Нужно будет раздобыть для неё такую. Интересно, тут есть магазины, где можно найти игрушки?

И тут слова «найти» и «отец» выстраиваются в цепочку. И я вспоминаю о своей миссии:

– А как же мне искать тетрадь Другой истории, если мы уезжаем от дома отца?

Но госпожа Веллингтон явно знает, почему не стоит переживать.

– Не волнуйтесь, – спокойно говорит она, – если его светлость и спрятал такую важную вещь, то уж точно не дома, где салигияры обыскали все углы. К тому же, отец Элефантий был его духовником. Так что шелтер вам стоит исследовать досконально.

– Но Бэзил говорил, она там. Закрыта заклинанием.

– Ангелы тоже ошибаются.

Усмехаюсь, смотрю в окно.

Задние колёса амортизируют на ухабах и рытвинах, салон покачивается, звёзды поют, и мне клонит в сон. Госпожа Веллингтон подаёт подушку, и, уютно устроившись на заднем сидении, засыпаю. Сон смывает волной, уносит в своё бездонье.

Падаю, гулко больно ударяюсь коленями о плитку пола. Слышу сверху:

– Неуклюжая!

Насмешливо, но не зло.

Поднимаю глаза, а надо мной склоняется… Бэзил и не Бэзил одновременно, словно его резкие черты кто-то отшлифовал, смягчил. К тому же – гораздо моложе и улыбается. А ещё выше – над ним и мною – стрельчатый свод здания.

Юноша протягивает мне руку и помогает встать:

– Не нужно торопиться в следующий раз, хорошо? – наставительно произносит он.

Киваю, отряхиваю фартук. Осматриваюсь. Деревянные скамьи, треснувший циферблат над входом, билетные кассы. Вокзал! Но пыль, паутинные занавеси, облезлая штукатурка и запах гнили – признаки того, что поезда отсюда не уходят уже давно.

– Видишь, нашла, а говорила: не смогу, не смогу. Всё можешь, если хочешь.

Только хмыкаю:

– Порой, обстоятельства сильнее нас.

– Пыф, – говорит он и засовывает руки в карманы, – эта отговорка лодырей и трусов.

– Тебе легко рассуждать, потому что не приходилось обводить вокруг пальца Агнесс и тётушку, чтобы вырваться.

– Ну я тоже удираю – от наставника, от брата, когда он дома появляется. Брат у меня – инспектор-дракон! Так что тоже рискую ради тебя!

– Ладно, Стивен, ты молодец! А я и правда бываю нытичкой! – умилостивленная, добрею. – Веди, показывай.

И Стивен манит меня за собой.

Мы проходим зал, с трудом открываем тяжёлую дверь и выходим наружу, на платформу.

– Тут только один путь, – говорю я.

– Да, – соглашается Стивен, – потому что тут проходил только один-единственный поезд.

– Но зачем для одного поезда строить целый вокзал?

– Для ожидающих. А их ого-го сколько было.

– А билетные кассы?

– Некоторые сдавали свои билеты, и их потом перераспределяли…

– И что, водились идиоты, которые отказывались от билета на поезд счастья?

– Ага, – он задирает голову, смотрит вверх. Небо у нас в Болотной Пустоши всегда одинаково серое.

– Но почему?

– Поезд уходил прямо в горизонт, а там – вставало и садилось солнце. Вот едешь ты на поезде в такую картину и жуть пробирает: сейчас рухнешь в этот пожар и сгоришь! Барыги этим пользовались. И под таким предлогом скупали билеты на «Харон».