Отпечатки на следах - [20]

— Откройте, пожалуйста, багажник, — попросил он.

— Ну опять, — вздохнул Окилару.

Гена открыл окно до половины и крикнул взявшему курс на багажник пограничнику:

— Вообще–то в этой машине депутат парламента! Вы вообще в курсе, что такое государственные вопросы?

— Разберемся, — отозвался пограничник.

Гена тихо выругался, виновато взглянул на Окилару и вышел из машины.

— Пусть домнул депутат тоже выйдет, — услышал Ефим голос пограничника.

И пока Гена препирался с пограничником, доказывая, что тот не имеет права разговаривать с депутатом — наделенным, кстати, парламентским иммунитетом — подобным образом, Окилару открыл дверцу и окунулся в море свинцового зноя.

— Извините, домнул депутат, — приложил ладонь к груди пограничник, — но на эту машину поступил сигнал.

— Что за чушь? Какой сигнал? — кипятился Гена.

— По поводу контрабанды сигарет, — оставался невозмутимым пограничник.

Застыв с открытым ртом, Гена уставился на Окилару.

— Бред какой–то, — сказал после секундного замешательства водитель. — То дорожная полиция останавливает, то вы теперь… Нас досматривали уже! — ткнул он пальцем в багажник.

— Потрудитесь открыть, — заупрямился пограничник.

— Гена, открой багажник, — тихо сказал Окилару. — Человек просто делает свою работу.

Водитель вздохнул и зазвенел связкой в поисках нужного ключа. Пружинисто взмыла вверх крышка багажника, Гена издал странный звук — какой–то оборвавшийся на середине вздох и отлетел в сторону, получив прикладом автомата в район уха. Окилару поднял руку, намереваясь что–то крикнуть пограничнику, но тут обе его руки кто–то потянул вниз, а оттуда — за спину, и сам он уткнулся грудью в машину и услышал, как за спиной щелкнули наручники.

12

Сергей положил газету на живот и закрыл глаза. Доктор прав: много читать вредно. Пока, во всяком случае. Перед глазами плавали радужные круги, тишину заглушал нарастающий звон в ушах. Позвать, что ли медсестру? Может таблетку даст, или какой–нибудь укол сделает — так ведь и сознание потерять не долго. Причем не вставая с больничной койки.

Сергей осторожно приоткрыл глаза и переложил газету на тумбочку, откуда она немедленно слетела, увлекая за собой всю стопку — то ли пять, то ли шесть газет, с чтением которых Сергей явно перестарался. Не без ущерба для собственного здоровья.

Газеты, доставленные ему вместе с апельсинами, соками и икрой, вопили огромными заголовками, захлебывались скандальной сенсацией.

Только у нас! Эксклюзивный материал о депутате–гангстере! Скандал в молдавском парламенте! Оппозиционный политик — глава преступной группировки! Ефим Окилару — лидер партии киднепперов!

Но главное — фотографии. Одна — на половину первой полосы, четыре — на втором развороте, и еще пять — на третьем. Один снимок — так себе качества — с камеры наблюдения, еще один — откуда–то сзади, и еще один — от опергруппы. Этот, последний — самый красноречивый. Взмах автомата пограничника, летящий на асфальт водитель, растерянный профиль Окилару.

И еще — Сергей, лежащий в открытом багажнике, со связанными за спиной руками, с мешком на голове.

— Всего три километра, — напутствовал его Михайлеску, будто себя уговаривал.

Три километра, мать вашу! Сам бы попробовал! Не на служебной тачке, не пристегнутый к переднему сиденью!

Депутатская «Шкода» затормозила точно по плану. За три километра до Леушенской таможни и метров за семь перед «Дачией» — постовой машиной дорожной полиции, с мигалкой на крыше и синими опоясывающими корпус полосами.

Сергей лежал на заднем сиденье «Дачии» и рассматривал потолок. Мешок плотно облегал голову, и Сергей мог не только почти свободно дышать, но и без помех видеть: при максимальном приближении к глазам мешковина оказалась прекрасным камуфляжем — снаружи никто бы и не заподозрил, что через ткань все видно. Рациональность применения мешковины явно перевешивала недостатки, нараставшие с течением времени. Сергей старался не думать о невыносимой жаре — словно его сунули головой в печь, от заливающего глаза, рот и губы пота, от расчесавших кожу лица до нестерпимого зуда ниток.

— Багажник откройте, пожалуйста! — услышал Сергей пароль. Он так и представил себе, как инспектор дорожной полиции отворачивается от водителя «Шкоды» и произносит, даже выкрикивает эти слова почему–то не ему в лицо, а в сторону своего служебного автомобиля.

Сергей щелкнул дверцей и выполз из «Дачии».

— Пригнись! — зашипел инспектор, и Сергей, согнувшись, побежал на цыпочках к «Шкоде».

— Тихонько! — шепнул водитель «Шкоды», придерживая Сергея, чтобы тот опустился в багажник как можно аккуратнее.

Сергея соединил за спиной руки и инспектор наскоро обмотал ему запястья, соорудив на прощание фальшивый узел.

— Езжайте, все в порядке! — крикнул он, выпрямившись, и перед тем, как погрузить Сергея в полнейший мрак, козырнул водителю.

Сергею показалось, что двигатель заурчал у него внутри, машина затряслась и рванула с места так, что Сергей, повернувшись на спину, еле успел раскинуть ноги и упереться носками в стенки багажника. Где он находится и что с ним происходит, он перестал понимать после того, как машина резко затормозила — как выяснилось потом, перед внезапным ухабом, а сам он на скорости не менее семидесяти километров в час ударился головой о внутреннюю обшивку. Ни пограничника, картинно бьющего водителя «Шкоды» прикладом, ни людей в черных масках, ни даже вспышек фотоаппаратов и операторов с камерами он не запомнил. Он помнил лишь взволнованное лицо Аурела из своего отдела, который совал ему под нос то пахнущий коньяком платок, то наполненную этим же коньяком бутылку.