Квартирьеры же подбирали места для расквартирования войск. Попытались договориться с управляющим Лузановых, но тот уперся и отказался предоставить поселок и часть поместья под временный лагерь. В казармах мест явно не хватало, так что, в конце концов, офицеры Георгиевской дивизии приняли решение: квартироваться на территории поселения Чабанка и в его окрестностях.
А потом прибыли первый батальон саперного штурмового полка и штаб дивизии, и все маклеры, жучки и сводчики взвыли дурным голосом: оказалось, что интенданты не просто искали поставщиков, а еще и собирали разведданные по наличию требуемых запасов. И вот теперь по указанным адресам амбаров, складов и пакгаузов ринулись, точно черные вороны, бойцы в черных мундирах, которые срывали пломбы, сбивали замки и ломали запоры. Все конфисковалось по строгому учету, а в конце ошалевшему хозяину выдавалась расписка со сроком оплаты в течение трех месяцев ПОСЛЕ окончания боевых действий на ВСЕХ фронтах. На расписках красовались подписи Анненкова и Львова, и, разумеется, они были обязательны к оплате. Но… НО!!!
Хозяева проклинали маклеров, и в ту октябрьскую ночь дюжие приказчики отделали не одного из гешефтмахеров. Те же, очухавшись, охая и почесывая намятые бока, отправились жаловаться…
– …Атаман? – Легкий стук в дверь, и на пороге возник дежурный офицер, подпоручик Пореш[90]. – К вам штатские, посетители.
В кабинет Анненкова вошел крупный человек с лобастой головой и седыми пейсами.
– Здравствуйте, господин генерал, – произнес лобастый. – Это таки большое счастье иметь вас в Одессе. Мине очень хочется сделать для вас что-то приятное. Так хочется, что боже ж мой… – С этими словами он положил на стол сверток из голубоватой оберточной бумаги. – Это – наше вам, – сообщил посетитель, предваряя вопрос Бориса.
Анненков развернул сверток, и на стол высыпались деньги. Причем, к удивлению Анненкова, не рубли, а фунты стерлингов.
– Пять тысяч, и таки можете не пересчитывать.
– Спасибо, – кивнул головой Борис. – Как мне к вам обращаться, мой неизвестный даритель?
– Ой, да не надо себе утруждать! – замахал руками лобастый, но, перехватив строгий взгляд Анненкова, тут же добавил: – Ой, ну, если вам таки так хочется, то зовите меня Эфраим. Эфраим Нахамсон.
– Прекрасно, господин Нахамсон, – снова кивнул Борис. – Прекрасно, что вы решили сделать такой значительный взнос на нужды обороны. Чаю?
– Да для чего же вам утруждаться? – опять замахал руками Эфраим. – Для чего такие хлопоты?
А про себя подумал: «Взнос на нужды обороны? Конечно-конечно, если вам угодно называть это так, то кто я такой, чтобы вам мешать?..»
Анненков тем временем уже нажал кнопку электрического звонка и приказал Порешу:
– Петр Людвигович, распорядитесь, чтобы нам подали чаю и всего, что к нему нужно. Да и еще, – добавил он, когда дежурный офицер уже повернулся на выход. – Вызовите к нам кого-нибудь свободного из финчасти и из ОСО[91].
«Финчасть» – это Нахамсону было понятно, а вот, что такое загадочное «ОСО», он не знал. Но не успел всерьез задуматься над этим вопросом: два унтер-офицера внесли в кабинет самовар, поднос с графинчиком коньяка и лимоном по-романовски[92] и серебряную плетеную корзиночку с конфетами и небольшими сухариками. И почти сразу вслед за ними вошли два офицера: суровый седоватый подполковник с рассеченной сабельным ударом щекой и невысокий плотненький капитан в очках без оправы.
– Телепнев[93], – отрекомендовался подполковник.
– Гершельман[94], – представился капитан.
Нахамсон вскочил, поклонился, назвался и сразу же решил, что капитан – и есть финансовая часть. Ну а где же еще служить в армии человеку с такой родной фамилией? Не из пушки же стрелять?
Анненков тем временем уже налил чай, жестом предложил всем присоединиться и пододвинул к подполковнику ворох бумажек:
– Владимир Владимирович, перечтите и расписочку будьте любезны.
Эфраим принялся, было, отказываться, но тут выяснилось, что расписка вовсе не ему, а генералу. Это несколько удивило его, но у генералов свои причуды… К тому же он понял, что такое «осо». «Отряд сопровождения» – и никак иначе! Сейчас этот звериного облика Телепнев заберет деньги и отвезет их в банк с вооруженной охраной. И правильно, и очень верно решил этот генерал-лейтенант: нечего такие деньги держать при себе! В банке они будут намного целее…
«И почему эти поцы не смогли договориться сами, а послали его? – размышлял Нахамсон, наблюдая за тем, как подполковник аккуратно собирает деньги в саквояж, как просит офицера из приемной вызвать конвой и как внимательно смотрит на него, посверкивая очками, Гершельман. – Хотя это, конечно, очень хорошо, что наши идиёты так напугались, что им потребовались услуги самого Ицковича[95], а тот послал его. Эта несложная работа принесла неплохой гешефт…»
Телепнев ушел, и Анненков повернулся к Эфраиму:
– Ну-с, любезный… И что же дальше?
Эфраим, не стесняясь, пояснил, что прислали его очень уважаемые люди, которые просят его укротить бесчинства георгиевских интендантов и давать за товары и поставки настоящую цену, а не те слезы, которые платит казна.
