В тот день она ехала на работу, когда увидела, как от лобового удара уходит в кювет «Субару-Форестер». Машина сразу же загорелась, и, распахнув дверцу, Александра едва успела вытащить малыша в детском кресле на заднем сиденье. Метнувшись за его мамой, потерявшей сознание, даже не успела ничего понять, как волна огня накрыла и её, и машину.
– …А потом взрывы, грохот, я вся в лохмотьях каких-то, и мальчишка совсем, двадцати, наверное, не было, весь в ранах. Он, должно быть, меня собой прикрыл от взрыва, а дальше ничего не помню и очнулась уже в госпитале…
– Всё, Саша, всё… Не могу сказать, что всё кончилось, но если хочешь, найдём тебе денег и переправим, куда скажешь. Хоть в Южную Америку, хоть в Австралию.
– А ты… вы?
– «Там» был полковником особо хитрых войск. Я, кстати, здесь не один, – Анненков улыбнулся. – Тут ещё один такой же бедолага мается. Штабс-капитан Львов… – и, уловив заинтересованный взгляд девушки, улыбнулся, – потом я вас познакомлю. Так вот мы, пожалуй, останемся. Это наша земля, Саша. Нам от неё никуда не деться. И даже вперёд ногами уйдём только в эту землю…
Неожиданно большую помощь в деле создания эрзац-бронепоезда оказали ремонтные бригады в депо. Сразу же получилось сформировать первый состав и начать его погрузку. Даже раненые участвовали в укреплении вагонов, набивая скобами шпалы прямо на стены теплушек.
Анненков вошел в депо, оглушенный шумом, грохотом и лязгом. Первое, что бросилось ему в глаза – платформа, на которой возвышался… возвышалась… возвышалось некое удивительное сооружение в виде пятигранной усеченной пирамиды. Борта платформы закрывали металлические листы, которые активно скрепляли и наращивали десятка два рабочих. Они выхватывали клещами из жаровен багровые раскаленные заклепки, матерились и отчаянно колотили кувалдами, но все делали быстро и четко. Внезапно пятигранная пирамида легко повернулась и продемонстрировала изрядную амбразуру, прикрытую щитом, установленным на стволе пушки Максима-Норденфельда. «Так это – бронебашня?! – изумился Борис Владимирович. – Однако…»
Трое рабочих бойко красили еще горячую от клепки бронебашню в защитный цвет с камуфляжными пятнами. Анненков покачал головой и пошел дальше. И тут же наскочил на Львова, стоявшего вместе с человеком в инженерной тужурке и форменной фуражке возле паровоза, который так же защищали листы толстого железа. Еще на подходе он услышал голос товарища:
– … Так ответьте мне, господин Белышев, где вы здесь увидели отверстия диаметром три и три восьмых дюйма? – Львов-Маркин вдруг схватил инженера за шиворот и натурально ткнул носом в чертеж. – Где, мать твою?! Где, недоучка гребаный?! Покажи мне этот размер хоть где-нибудь на этом чертеже, ты, му…ило?!!
Дальше полился такой высокопробный мат, что Анненков аж присвистнул. Его друг действительно подошел к созданию бронепоезда творчески. Весьма творчески…
– Э-э, отпусти дурака! – крикнул он, перекрывая грохот и лязг. – Ты же сейчас ему морду совсем разобьешь!
Львов отпустил инженера и толкнул его в грудь с такой силой, что тот сел на рельсы.
– От б…! Из-за тебя чертеж испачкал… Ну, и чего приперся? – повернулся он к Анненкову. – У меня еще полтора дня осталось, чтобы это бронечудо закончить. Завтра к вечеру оба готовы будут.
– Ты как бронебашню-то сделал? – спросил есаул, поразившись тому, как изменилось лицо друга. Он словно светился, радуясь привычной – пусть не совсем привычной, но очень похожей! – работе, обстановке, шуму, беготне и всему тому, что происходит на любом предприятии во время аврала.
– Легко, – осклабился Львов. – Собрали колодец из шести шпал, сверху воткнули обрезанную колесную пару в двух ступицах и пол поставили. Остальное – дело техники… Куда лезешь! – заорал он вдруг и кинулся к соседнему вагону. – Ты что творишь, апездол! – донеслось уже тише.
Анненков посмотрел на то, как Львов-Маркин распекает какого-то пожилого мастерового в промасленной спецовке, а тот пытается оправдаться, размахивая руками, повернулся и пошел к выходу. Тут и без него есть кому команды командовать и решения решать. Похоже, бронепоезда у них будут…
На офицерском совете определили порядок движения. Конные части должны пойти своим ходом, но без лишнего груза и имущества, так что они вполне могли двигаться со скоростью десять-двенадцать километров в час, пять-шесть часов, а это фактически и была скорость поездов тех времён, по изуродованному войной рельсовому пути, с маломощными и порядком изношенными паровозами.
Зато путь по железной дороге был не только быстрее, но и не изматывал солдат постоянными маршами и позволял в случае чего встретить атаку в боеготовом состоянии.
Всего загрузили три состава при шести паровозах, собрав для этого дела практически всех, кто мог эксплуатировать такой непростой транспорт, как паровоз, и, прицепив для надёжности к каждому по два тендера с углём. С помощью немецких полевых телефонов протянули связь между паровозами внутри составов.
Во главе этого каравана шел бронепоезд, ко всеобщему изумлению, самый настоящий! Две «овечки», зашитые котельным железом, два броневагона с пулеметами, три бронеплощадки с орудиями, штабной вагон, тоже зашитый котельным железом, – Львов заставил рабочих сделать все возможное и невозможное. На борту этого чуда красовалась надпись, выполненная славянской вязью: «За Родину!», и Анненков хмыкнул, представив себе, скольких усилий его товарищу стоило не продолжить этот лозунг…