Отложенное убийство - [61]

— Я — человек мирный, хоть работа у меня и сопряжена с охраной правопорядка, — любил подчеркивать Макс. — Я никого в жизни пальцем не тронул. Помните, как это у Высоцкого, про боксера: «Бить человека по лицу я просто не могу!»

И вот, извольте полюбоваться, до какой степени человек не знает себя! В предельно сжатые сроки выяснилось, что Макс очень даже способен ударить человека… более того, ударить женщину! Правда, не по лицу, а, как бы точнее выразиться, по совершенно противоположному месту, но это роли не играет. Однако и это еще не все! Ему предстоит стать настоящим уголовником… ведь похищение людей, как известно, подпадает под суровую статью. Мало не покажется! Пусть во благих целях и под прикрытием частного охранного предприятия, сотрудником которого он является, но… но ведь… Как он мог согласиться? Какие скрытые механизмы внутри него подвигли его на такое решение? Макс открывал в себе новые и новые черты, и они ему не слишком нравились. Пожалуй, совет древнегреческого мудреца «Познай самого себя» с современной точки зрения выглядит опрометчиво. Нет уж, пожалуйста, не познавай самого себя! «Открой свою душу»? Нет уж, закрой ее и никогда больше не открывай! Иначе это поставит тебя в крайне неприятную ситуацию. Макс сознавал, что, несмотря на уверения Дениса о том, что его прикроют и защитят, всегда возможен непредвиденный случай — и отдуваться придется самому. А этого ему не хотелось. Честно признаться, компьютерщик был труслив.

Макс безумно жалел о том дне, когда он, из боязни проявить мужскую несостоятельность, прибегнул к нестандартному способу сексуальных отношений… Нет, скорее о том вечере в ресторане «Морская свинка», когда он почему-то приглянулся Зое… Нет, скорее о том дне, когда улетел в Сочи: лучше бы чинил матрицу ноутбука до посинения! Нет, скорее о том дне, когда у него впервые появились запретные желания, классифицируемые обществом как садомазохистские… На этом пункте мысль замирала: Макс не в состоянии был дать себе отчет, когда у него впервые появились вышеупомянутые желания. Вспоминается разве что светловолосая девочка, в белом платьице, обсыпанном блестками, похожем на печенье «Мороз-ко», дочь каких-то дальних родительских знакомых. Ей и Максу было приблизительно лет по пять, им было скучно на вечеринке, куда их притащили взрослые, потому что не с кем было оставить, и они уединились в пустой комнате, куда их отправили, равнодушно приказав: «Поиграйте». Игрушек в комнате не было, только в пустой вазе на лакированном столе жестко торчала искусственная роза. Девочка — скорее даже младше его, но более опытная, как сызмала и до старости женщины в некоторых вещах бывают опытнее мужчин, — спокойно предложила — о, искусительница! — ангельским голоском: «А давай играть в доктора. Вот эта роза будет шприц. Сначала ты снимаешь штанишки и ложишься, и я тебе ставлю укол, потом ты мне». Поспорив для приличия — почему это он, мальчик,' обязан ложиться первым? — Макс в конце концов послушно заголился й лег на украшавшую интерьер комнаты клетчатую тахту. Как вел себя во время той игры его орган, в те годы именовавшийся, по функции, «писюном», он не помнит; помнит лишь взаправду острое, колющее прикосновение розового стебля: должно быть, цветная бумага была накручена на проволочную основу. И еще помнит, что терпеливо пережидал эти ощущения, желая поскорее быть допущенным к попке своей инфантильной напарницы, такой же, наверное, белоснежной и сахарной, как ее платье…

Каковы бы ни были ощущения маленького Мак-сика, взрослый Макс ощутил, что его изрядно покрупневший с той эпохи невинности «писюн» проявляет признаки сладостного беспокойства, и рассердился на самого себя, на неподвластную действию разума физиологию. Неужели он и впрямь всего этого хочет? Неужели ему милы сомнительные удовольствия, сдобренные нелегким характером Зои Барсуковой? Чего стоит один ее рот, словно прорезанный бритвой — того и гляди, что из него выдвинутся плоские жвалы замаскированного насекомого? У нее и мораль, как у насекомого: жри других и наслаждайся. Это же надо: едва познакомясь, приглашать мужчину стать ее любовником, при том что в комнате по соседству занимается марками привычный, по всей вероятности, к подобным эксцессам Геннадий. Бывают же такие женщины! Да таких давить…

«Зачем же давить? — примирительно молвил компьютерщик, изнуренный борениями с собой. — Такими рычагами воздействия, чтобы давить, ты не располагаешь. Сделай, что тебе велит Денис, и поквитаешься с Зоей. Кроме того, вспомни о заложниках! Вспомни о заложниках!»

Макс распахнул дверь на балкон гостиничного номера. Крепкий весенний ветер начисто снес в сторону полагающуюся для проформы тюлевую занавеску, освежил щеки и лоб, растрепал бороду. Внизу кучковались огни: в современных крупных городах, тем более курортных, даже ночью не затихает жизнедеятельность. Даже зимой… Макс стоял, поеживаясь чувствительным телом, и думал только о том, что благодаря поездке он выгадал в этом году несколько дополнительных весенних ночей. Больше ни о чем он на ночь глядя не думал.

21 февраля, 12.18. Александр Турецкий