Отложенное убийство - [48]

— Да! И я ему не позволил, потому что в его годы нужно учиться, а не заниматься дрыгоножеством и рукомашеством.

— Но ты понимаешь, Валерочка, он мог бы втайне от нас…

— Неужели ты думаешь?..

— Ну да, конечно, и дедушка мог быть на его стороне. У них всегда были свои секреты…

Алена Борисовна протянула мужу какой-то белый круглый ворсистый предмет, в котором мэр Воронин узнал теннисный мячик.

— Это я нашла в шкафу Гарика, среди нижнего белья.

— Значит, они были правы… Но тогда… Ну пусть они только вернутся, особенно Гарик! Я им все выскажу! Безобразие, разбаловали мальчишку! Уж я им задам перцу…

Алена Борисовна смахнула слезу теннисным мячиком. Прикосновение этого нежного пушистого предмета почему-то утешало. В нем было что-то детское, то, что связывалось в ее представлении с плюшевыми игрушками, с мягкостью вязаных костюмчиков, из которых ее сын давно вырос, но которые всегда памятны матерям. Когда у выросших сыновей все хорошо, эти пустяковые напоминания о том, что когда-то эти сильные мужчины были младенцами, выглядят умилительно; когда сын гибнет, не успев стать мужчиной, они превращаются для безутешных родителей в вечные орудия пытки. Но ведь Гарик жив! Да, конечно, он жив! Пока она не видела его мертвым, у нее остается надежда…

— Да, обязательно, обязательно выскажешь. Обязательно. Пусть только они вернутся. Ничего другого я не хочу.

20 февраля, 12.30. Тарас Слесаренко

Согласно канонам уголовно-приключенческого жанра, на свободе непременно обязаны оставаться самые ловкие, сильные и хитрые преступники, чтобы тем увлекательнее было потом положительным героям их ловить. В случае с уцелевшими останками «Хостинского комплекса» это было и так, и не так. Каноны соответствовали действительности в том, что касалось самого Зубра, главного действующего лица, режиссера злодеяний, постоянно остающегося за ширмой. Однако в том, что касается второстепенных персонажей, всякой мелкой сошки, отлаженная схема не работала. Зубр лишился своих лучших помощников, которых он активно задействовал и которых вследствие этого оказалось легче изобличить Грязнову с Турецким. Остались худшие — те, которых Зубр на серьезные дела не посылал не потому, что берег, а потому, что не был уверен, сделают ли они все, как надо. Однако теперь, когда выбирать не приходилось, и они, неожиданно для себя, оказались на переднем крае.

Одним из таких был Тарас Слесаренко по прозвищу Бубен. Кличка указывала на то, что ее обладателю не удалось высоко продвинуться в воровской иерархии[2], и в дальнейшем, по-видимому, это ему не светило. Помимо физической силы, которую отметил в нем Зубр, наблюдая за тренировками крутых парней в своем спортивном центре, иными достоинствами он не обладал. Чаще всего Зубр посылал Тараса за алкоголем. Сейчас требовалось послать его за деньгами — за крупными деньгами. Двести тысяч долларов, не кот нассал!

— Смотри, Тарасик, — наставлял Зубр подчиненного, — сделай все, как я тебе говорю. Будь внимателен к мелочам, не упусти чего-нибудь.

— Ах-ха! — с готовностью кивал Бубен, внимая словам хозяина с полуоткрытым ртом, и каждая черта его лунообразной физиономии отражала напряженное стремление исполнить все, что скажет Зубр. Он напоминал ученика восточного мудреца, который ничего не понимает в словах учителя, но именно потому умрет, но исполнит, потому что за их непонятностью скрывается возможность просветления. Зубр иногда почитывал популярные брошюрки, путеводители по учениям Индии, Японии и Китая, и в целом роль гуру ему импонировала. Но только не сейчас. В данный момент он предпочел бы поменьше повиновения и чуть больше понимания. Однако делать было нечего: приходилось иметь дело с доступным ему человеческим материалом.

После того как Тарас Бубен с превеликими страданиями повторил инструкции четыре раза — два из них накануне, на сон грядущий, два с утра, — Зубр кое-как поверил, что подчиненный справится, и отпустил его на задание, распорядившись, чтобы верный Шнурок его подстраховал.

Задание было, в общем, несложное: на улице Советской в основании фонаря возле магазина «Вий» (вообще-то он назывался, по имени улицы, «Советский», но все буквы, кроме «в», «й» и частично «и», были замазаны во время ремонта так долго, что, открывшись, он тотчас удостоился от местных жителей названия «Вий») будет оставлен ровно в 12.30 продолговатый пакет в оберточной бумаге. Ровно в 12.32 Бубен, якобы прогуливаясь по улице и нацеливаясь на продукты в витрине «Вия», должен как ни в чем не бывало забрать этот пакет и передать Степе Шнурку, который уже лично передаст его Зубру. Все. Без кулинарных изысков.

— А то ж! — бодро, едва не отдавая честь, но вовремя вспомнив, что к пустой голове руку не прикладывают, ответствовал Бубен.

Он был парнем веселым и, в общем, не злым: главным недостатком, позволившим ему с легкостью идти на преступления, стало отсутствие фантазии, которое не позволяло Бубну поставить себя на место другого человека. Это именно он предложил заключенным в подвал Ворониным справлять нужду на пол: не для того, чтобы окончательно подавить их и деморализовать — для того, чтобы ставить такие цели, нужна хотя бы определенная хитрость, — а просто потому, что смерть как не хотел отягощать себе жизнь поисками какого-то приемлемого для обеих сторон выхода. И так во всем! Тарас всегда и везде шел по линии наименьшего сопротивления. Сказал ему учитель физкультуры, что с его данными неплохо бы заняться спортом, — он отправился в спорткомплекс. Предложили в спорткомплексе войти в братство настоящих парней, которые потрошат лохов, — и это предложение принял, не задумываясь. Потому что одно он усвоил из опыта: чем меньше он думает, тем лучше получается. Хотя бы одно это усвоил…