Откуда течёт «Неман» - [65]

и учиться ответственности за общее дело.

1 сентября 1978 г.

Санаторий «Аксаковщина». Встреча с бывшим членом военного совета 18-й армии Николаем Васильевичем Ляпиным. Слова, слова, эпитеты самой превосходной степени и, наконец, переходит к фактам. Но, бог мой, что за факты!

«Леонид Ильич, понимая значение вьючного транспорта, дает директиву об уходе за конским составом и его сбережении.

...Военный совет поручил Леониду Ильичу разработать ряд листовок к венгерскому населению. Всего было распространено более 30 наименований листовок тиражом более 1,5 миллиона экземпляров».

8 октября 1978 г.

Друскеники

Год близится к концу. Трудный год... Удары в спину сыпались один за другим. Первым нанес такой удар Макаенок, потом Кудравец, потом Хомченко.

Из «Немана» выгнали, пенсию дали низшую, и не с июля, как я ожидал, а с августа. Вдобавок Кудравец лишил меня премии за второй квартал. Лишил и не сказал об этом. И вот — еще один сюрприз — Хомченко обрадовал: обещал книгу на 79-й, на 80-й, а теперь, когда на меня посыпались всяческие шишки, перенес еще на год — на 81-й.

Но самая большая обида — это, конечно, Макаенок. Мало того, что первым нанес удар в спину, — после моего ухода из «Немана» даже не позвонил ни разу. Ну да бог с ним. Очередное разочарование в людях и не больше.

Надо жить. И — работать. Впрочем, жить — это и есть в первую очередь работать. Когда человеку невмоготу, когда действительно «со смаком глотнул бы кислую пулю», единственное спасение в работе.

Итак — работа, работа и работа!

10 декабря 1978 г.

Вчера звонил Янка Брыль. Только что приехал из Москвы. В «Дружбе» перевод одобрен. Пойдет летом. В «Советский писатель», по его мнению, соваться пока вряд ли стоит с книгой переводов: там ведь членом редсовета

Иван Шамякин...

29 декабря 1978 г.

Что-то рука все реже и реже тянется к дневнику.

Странное дело: когда работал, времени на все хватало, а перестал работать, то есть ходить на службу, и время, кажется, стало поджимать.

Хочется еще что-то сделать, сказать что-то о времени, в которое я жил и продолжаю жить. И вот встаю, как и прежде, в четыре, а иной раз и в три ночи, сажусь и пишу. В нынешнем году, который подошел к концу, я завершил «Кунцендорф», написал рассказы «Диаманты и перлы», «В шести часах на автобусе» и «Сонеты Петрарки». В будущем мне надо сделать рассказы «Кедр величиной с ноготок», «Перевод с белорусского» и «Греческая фамилия». Хотелось бы вернуться к «Эдику Свистуну» и достроить начатое здание, то есть написать еще одну часть, но — настроение не свистуновское...

Год был необыкновенно трудный, меня много били, и били, в сущности, несправедливо, но, может быть, и эти синяки и шишки пойдут в дело. У писателя ничто не должно пропадать — ни хорошее, ни дурное, — на то он и писатель.

Не знаю, вернусь ли я к этому дневнику, и как скоро вернусь, если вернусь, поэтому в конце, так сказать, напоследок два слова о тебе, моя Валя-Валентина, моя жена, мой соавтор и мой редактор. Ты первая поддержала меня в беде. Ты говорила: «Ничего, проживем!» — и я верил, что проживем. Ты говорила: «Проживем, даже если тебе не дадут пенсии и перестанут печатать тебя в “Немане”!» — и я опять верил, что проживем. Собственно, сейчас я пишу без перспективы и надежды напечатать где-либо написанное. Ты и это поняла: «Главное, чтобы что-то было написано, и написано хорошо, честно, а напечатать — напечатается. Если не сейчас, то потом, пусть даже после твоей смерти...»

Спасибо тебе, моя Валя-Валентина, моя Алексеевна, за эту поддержку. Спасибо за помощь, за советы, за заботу, за все доброе, что ты сделала и продолжаешь делать для меня, для наших детей и внуков.

С Новым годом тебя и — надеюсь — с новым счастьем!