Откуда течёт «Неман» - [64]

А так ведь грустно очень получается. Сначала звонки, звонки, звонки, затем экстренное заседание, строгое решение, Попова, как виновника, чуть с лица земли не стерли, во всяком случае, даже 60-летие никак не отметили, еще бы, чуть ли не враг народа, а потом, в довершение всего, — эта заметка!

Да и заметка-то так себе, куцая, жалкая и в высшей степени неубедительная. Неведомый автор, «литератор» (судя по всему, этим «литератором» является Сырокомский, правая рука Чаковского) только и нашел, что Янка Брыль замахивается на Сервантеса, Томаса Манна, Джона Голсуорси и... Мухтара Ауэзова!

Всего же, что касается самого Чаковского и других современников, не решился цитировать и комментировать. Значит, нечистые руки и нечистые сердца — все это так и есть? Иначе надо было бы опровергнуть, товарищ ллитератор»!

18 мая 1978 г.

Брыль написал повесть. Она пойдет в 9-м или 11-м номерах «Маладосцi» за этот год. Повестью уже заинтересовался журнал «Дружба народов».

— Не возьметесь ли вы перевести ее?

Я сказал, что с удовольствием.

— Тогда я так и напишу Сергеевой, скажу, пусть заказывает вам перевод.

И — после паузы:

— Кстати, я получаю много писем, еще больше звонят по телефону. И — отовсюду: из Казахстана, Ленинграда, с Украины... Отовсюду! И все письма очень теплые, доброжелательные!

23—27 мая 1978 г.

По всему городу стоят щиты, рекламирующие спектакли Витебского театра. Среди них и спектакль по Аленкиной пьесе «Скорые поезда». Реклама опубликована и в газете «Вечерний Минск». Аленка схватила газету и утащила к себе.

Скоро должна решиться и судьба новой ее пьесы — «Цель и средства»: ее дали для прочтения министру культуры.

После худсовета директор Купаловского театра повез пьесу Макаенку — он теперь почти безвыездно живет на даче. Макаенок прочитал и сказал, что пьеса ему нравится. Не годится лишь название — не кассовое, как он выразился. Потом пьесу Аленка отнесла в министерство. Там ее читали Алесь Божко, еще кто-то, и все нашли (об этом мне говорил Божко), что пьеса очень хорошая, ничего равного сейчас в нашей драматургии нет. Раевский молодец, что заметил и поддержал, ему надо за это объявить благодарность и т. д. и т. п.

Я заметил Божко:

— Вы бы поддержали девку материально, она же второй год ниг де не работает.

Божко заверил, что поддержит и материально. А что касается работы, то и это поправимо: у них создается какая-то коллегия, может быть, удастся... Итак, читает министр. Ему и принадлежит последнее слово.

5 июня 1978 г.

31 мая появилась в продаже моя книга «Память». Обложка-одёжка хуже некуда, цена фантастическая — два рубля... Боюсь, мало найдется охотников!

В первый день иду по проспекту, гляжу — очередь у книжного лотка, — человек пять-десять. Но берут не мою книгу, а все Бунина, Бунина...

Вот так-то!

24 июня 1978 г.

Приезжает Брежнев. По этому поводу Минск чистится, подметается, словом, приводится в порядок. Вдоль улиц развешиваются флаги.

Вчера приходит участковый милиционер и говорит:

— Вы знаете, что к нам в город приезжает гость? Так вот, просьба очистить балкон от белья, чтобы, знаете, не болталось и не портило вида. А вечером на дороге, пересекающей микрорайон, появилась милицейская

машина. Из машины вышли товарищи с рупорами и стали «очищать» те же балконы.

Выглядело это забавно, даже смешно.

— Дом тридцать седьмой... На балконе восьмого этажа... Снимите белье... Снимите белье!.. И в течение двух дней — в субботу и воскресенье — прошу на балконе ничего не вешать, в том числе и веревки...

И — немного погодя:

— Дом сорок первый... Пятый этаж... Что вы развесили простыни, как флаги... Вас же предупреждали!.. Повторяю: снимите белье... Снимите белье!.. Территория в нашем микрорайоне очищена от всякого хлама. В срочном

порядке проложены дорожки, между ними посеяна трава. Жаль только, что нельзя заставить эту траву расти побыстрее, так сказать, в ударном порядке...

30 июня 1978 г.

Сегодня завершилась моя без малого 19-летняя работа в журнале «Неман». Ухожу на пенсию, потому что так надо Кудравцу и кому-то в ЦК КПБ, вероятнее всего — Петрашкевичу.

Что ж, надо так надо, работа найдется и дома. Скучать не придется, я вообще не знаю, что это такое — скука, — буду приводить в порядок архивы и — писать, переводить, словом, жить.

Завтра уезжаю в д. Белое, это под Сморгонью. Кстати, завтра же уезжает в деревню и Янка Брыль. Будем набираться сил для новой борьбы. Нам сдаваться рано.

23 августа 1978 г.

Без малого два месяца пролетели, как две минуты. Деревня, острые приступы холецистита и панкреатита (в день возвращения из деревни), и вот лечкомиссия, новый корпус, палата № 603.

Восемнадцать дней полной отрешенности от мира. Хорошо еще, что соседи по палате оказались интересными — каждый по-своему — людьми. Сначала Кебич, директор завода имени Кирова, затем Капич, преподаватель высшей партийной школы, без пяти минут доктор наук. В разговорах топили время.

Оказалось, хотя люди мы разные, все же настроены одинаково. Складывается впечатление, что все, вся страна, живут ожиданием перемен. Сейчас все так зажато, так придавлено, что временами кажется — и дышать нечем. Нужно что-то делать, чтобы люди перестали слепо повиноваться, полагаясь во всем на княгиню Марью Алексевну, и начали — снова — думать, взвешивать свои поступки