Открытие сезона - [20]

Я разложила спагетти по суповым тарелкам и искала Пармезан,[2] когда в дверях появилась Софи и предложила свою помощь. Вовремя явилась! Она была слегка навеселе и держалась рукой за стену. И все равно я не могла не отметить ее потрясающую красоту. Даже просто стоя в кухне, она наполняла ее своей энергией. Ее кожа, оттененная черным платьем, имела необыкновенный золотистый оттенок, словно персик; ее яркая внешность была сродни гамме цветной пленки «Техниколор». Посмотрев на меня, она сказала:

– Потрясающе мило с вашей стороны, Эмма, что вы устраиваете нам такой ужин.

– Да уж, – согласилась я, отрезая себе кусок сыра.

– Наверное, к вам всегда приходит уйма народу в гости?

– Время от времени.

– Знаете, я уверена, что видела вас раньше. Вы никогда не были актрисой?

– Нет, никогда.

– Разве вам не хочется выйти на сцену, слыша все время такие разговоры? Я бы обязательно так и сделала, будь я замужем за актером.

– Не могу сказать, что меня когда-нибудь особенно занимала мысль стать актрисой.

– Тогда где же я вас видела? Может, на какой-нибудь вечеринке?

– Возможно, – сказала я, ощущая необходимость доказать, что я не просто домохозяйка, на что она, очевидно, рассчитывала. – Возможно, вы видели мое фото где-нибудь. Я немного позировала для «Коронит».

– Не уверена, – мои слова достигли прямо ее маленького сияющего сердечка. – Я догадывалась по тому, как вы одеваетесь, что вы не простая женщина. Никогда не видела такой фантастической блузки, где вам удалось ее достать? А ваша шляпка? Я никого не видела в шляпах, мои знакомые их не носят.

– Вам она не понравилась?

– Конечно, понравилась. Это самая красивая шляпка, которую я видела. Просто я никогда такой не встречала.

– Это, вероятно, потому, что ей около шестидесяти лет, – пояснила я, удивляясь, почему это я должна подлаживаться под нее: мне снова вспомнился вопрос об актере и зрителях. И все же тот факт, что она аплодировала, в какой-то мере рекомендовал ее.

– Правда? Боже правый, не удивительно, что она кажется такой необычной. А как вам удалось устроиться в манекенщицы? Я считала, что это очень ограниченный круг.

– Да, он очень ограничен, поэтому-то мне и удалось войти в него. Знаете, у меня был друг. Отличный фотограф. Ну и так далее.

– Вам жутко повезло. Но сейчас вы больше этим не занимаетесь?

– Не занимаюсь. Временно. В конце концов, в Хирфорде нет такой возможности.

– Вы могли бы ездить в Лондон и обратно.

– У меня двое детей, – напомнила я.

– Ах, да. Наверное, вы очень счастливы дома, но я бы ни минуты не смогла прожить в таком месте, если бы не работала. Я бы скончалась сегодня же вечером, если бы не пришла сюда. Не выношу даже вида своей квартиры.

– Может, вы захватите пару тарелок, и мы поужинаем?

– Да-да, – она, слегка покачиваясь, отошла от стены. Подхватив ближайшие к ней две тарелки, она вернулась в комнату и начала есть, не собираясь снова возвращаться ко мне, чтобы помочь. И я подумала, как все это противно: она теперь была готова относиться ко мне, как к серьезной и опасной личности, потому что я существовала в мире, куда она сама не смогла бы войти. Будь я ничтожеством, не интересуй меня ни театр, ни сфера развлечений, ни позирование, ни телевидение, она с большим удовольствием полюбила бы меня. А чего бы мне больше хотелось, ее восхищения или неприязни?

Ночью, когда Дэвид выключил свет и мы неподвижно лежали, сохраняя молчание, каждый по своим причинам, я спросила его:

– Дэвид, ты всерьез говорил о том, чтобы быть самим собой? Ты правда думаешь, что этого достаточно: сражаться со всеми, чтобы оставаться собой?

– Что еще я могу? – ответил он. – Не вижу, что еще мне остается. Если я не буду самим собой, я буду никем. А если я недостаточно хорош, то лучше мне знать об этом. Я хочу знать, где могу оступиться. Я не хочу остаться незамеченным.

– Но, Дэвид, – сказала я, беря его за руку, – неужели все так просто? Я знаю, ты серьезно относишься к своей профессии, что хочешь стать хорошим актером, знаю, почему мы тут… Но если ты собираешься стать настоящим актером, тебе следует обращать внимание на то, что делают другие, великие актеры.

– Не вижу, зачем?

– Разве? Я не разбираюсь в актерском мастерстве, но, если бы мне захотелось написать книгу или картину, я постаралась бы присмотреться к тому, как это делала Генри Джеймс или Тициан. Или вовсе не стала бы приниматься за работу.

– А какую пользу тебе это принесло бы?

– Не знаю. Разве плохо иметь в жизни идеал?

– Не думаю. Если ты не Генри Джеймс, тогда тебе ничем не помогут мысли о нем, а если ты такой, как он, то они не понадобятся тебе и подавно. Лично я не думаю, что есть идеал выше, чем я сам. Я готов считать себя лучшим актером в стране. Мне необходимо думать, что я – это лучшее, что есть во мне, как в актере.

– Ты – лучший, – сказала я, пожав кончики его пальцев.

– Не сказал бы, что ты так думаешь, судя по твоему отношению ко мне.

– Что ты имеешь в виду? Я приготовила тебе и твоим ужасным друзьям чудесный ужин, разве нет?

– Я не об этом, – сказал он, до боли сжимая мою руку.

– Тебе ничего не удастся добиться силой, – сказала я.

– Ведь двоих детей я тоже получил силой, правда?