Открытие - [52]

— А я уж думала, под взрыв попал. — Люба подхватила Игоря под руку с другой стороны.

Митька рассказал ей, как встретил Игоря в тайге, на границе их участков.

— Надо же, — заговорила Люба. — По такой погоде! Кто заставляет?

— Жила в палатку сама не придет, — отозвался Игорь сквозь зубы. — Сколько можно вхолостую работать? Поисковики, называется...

— Ладно тебе ворчать, — ответила Люба. — Нога долго не заживет с таким настроением.

— Стоит тебе раз прикоснуться — и заживет как миленькая, — заметил Игорь.

— А кто кричать будет на перевязке? — спросила Люба.

— Не буду, — поклялся Игорь.

Куликов рысцой подбежал к ним.

— Что такое, Игорь Петрович? — начал он с ходу. — Травма ноги? Как случилось? Один ходил?.. Почему один ходил?

Игорь объяснил, что промывальщика отпустил в баню на прииск, сам пошел взять несколько проб недалеко от поселка. Нога подвернулась, когда перескакивал с камня на камень.

— Зачем же так рисковать, — проговорил Куликов и укоризненно поиграл желваками, будто в углах рта у него были длинные зубы мудрости. — Из-за одного безрассудного маршрута неделю теперь потеряешь.

— Неделю? — Игорь опустился на подножку автофургона и тупо уставился на мокрые свои сапоги. — Целую неделю!

Куликов не слушал его. Он сдернул сапог с ноги Игоря. Размотал тряпку, пахнущую спиртом, и ощупал ногу. Щиколотка вздулась и покраснела. Пальцы Куликова казались Игорю крабьими клешнями. В глазах зароились черные точки, их становилось все больше.

— Дайте я сама, Матвей Андреевич! — вмешалась Люба.

Куликов тряхнул капюшоном, отпустил ногу Игоря и сказал:

— Перевяжи, Любушка, а мы с Митей перекурим пока.

Люба наклонилась к Игорю, провела пятерней по опухоли и стала тщательно обматывать щиколотку тряпицей.

— Не страшно, — успокоительно заметила Люба. — Растяжение, наверное. Я-то испугалась, думала, как у папы... В этом месте перелом очень опасен. Хотя, конечно, жить можно, даже в геологии работать... Папа сейчас расходился, как молодой по тайге носится. — Она осеклась и забормотала, что надо сходить в палатку за бинтом.

— Аптечка во вьючном ящике, — объяснил ей Игорь холодным тоном.

Люба убежала в палатку и долго не выходила обратно. Игорю даже показалось, что она там плачет. Он напряг слух, но из-за фургона доносились более явственные звуки. Игорь тут же переключился на Куликова и Митьку: оттуда тянуло не только сигаретным дымком, но и острым разговором.

— Надо точно узнать, не оставил ли какого плана ей брат, — говорил Куликов. — У меня сильное подозрение, что есть у Фени бумага с указаниями, где искать...

— Разве ее поймешь, чокнутую? — вздохнул Митька. — Своими путями надо подбираться к жиле, Матвей Андреевич.

— Нельзя никакими приметами брезговать, Митя, — заявил Куликов.

— Я понимаю, тайга моя глухая, — ответил Митька. — Только трудно расколоть Феню. Ласковая она, да и твердая, кварц и кварц!

— А ты ей объясни, Митя, — убеждал Куликов, — какое это преступление — удерживать тайну, как необходимо нам сейчас рудное золото, как мы бьемся здесь, и все безрезультатно!..

— Да с чего вы взяли, что она знает про жилу, Матвей Андреевич?

— Интуиция мне говорит, понимаешь, — ответил Куликов. — Должен был ей братка план оставить.

— Если оставил, то она не выдаст, — сказал Митька. — Такие дела у старателей под семью замками...

— Говори, теперь мало вероятности, что жив он. Убеждай крепче!

— Попробую, Матвей Андреевич, — буркнул Митька, — слово-олово!

Игорь забыл про боль в ноге. Опомнился, когда Люба снова притронулась к его щиколотке. Она приложила кончик бинта к тряпичной намотке и стала медленно бинтовать ногу белоснежной лентой.

Игорь заметил, что веки Любы припухли, ноздри покраснели. Она плакала на самом деле. У нее были слабые нервы. Если бы ему плакать от каждого своего промаха, слез бы не хватило. Не плакать надо, а думать, изобретать, перестраиваться на ходу, если неудача! Вот сейчас он понял, что надо делать дальше. Раз Куликов сомневается в удаче, то надо стать на более надежный путь. Надо усилить научную часть поисков. Если Куликов с Митькой пошли за открытием к Фене, то Игорь выберет более достойный азимут. Он возьмет азимут на науку, на тесную дружбу с Журкиным!

— Пожалуй, поеду я в Витимск, — сказал Игорь. — Все равно до снега на ногу не встать, чую.

— Конечно, — обрадовалась Люба, — лучше отлежаться дома, а там видно будет...

— Будет виднее, — согласился Игорь, — продолжить на этом уровне или на другом...

Учитель поднял авторучку, и Люся уставилась на блестящий наконечник, словно на палочку гипнотизера.

— У меня вопрос, — сказал Гарий Иосифович, — почему вы не пригласили Любовь Дмитриевну?

В ответ раздался тонкий свист — это Слон выпучил губы, изображая безнадежность.

— Здесь особая статья, — объяснил Борис Петрович этот уличный жест Слона. — Люба у нас в камералке будто сам Шаман-камень...

— Она в себе все вынашивает, — поддакнул Женя. — Свой у нее суд, про себя...

— Пробовали ее притянуть к защите? — спросил учитель.

— Бесполезно, — ответил Женя, — глядит на нас, как на пустое место...

— Может, это так и есть, — вставила Люся.

Кресло скрипнуло под Слоном, и хозяин пробурчал: