Открытая дверь - [31]

Да, прошу прощения, что в рассказе своем никак к обещанной бильярдной истории не подойду. В следующей главе обязательно постараюсь до нее добраться. Хотя что значит какая-то там история, будь она трижды разувлекательна, по сравнению с таким вот событием, какое у меня сейчас? Кому я в этой жизни нужен был, кто обо мне хоть слезу уронил? Только Валька. Кто ждал меня? Опять же Валька, ребятня ее. А что может быть важнее в людской толчее человека встретить, который тебя ждет, которому ты нужен, который вон голубую твою рубаху насквозь слезами пропитал. Такое понять и оценить не всякому дано.

Перехватило у меня горло, стою как пень, слова вымолвить не могу. Потом облапил всех троих и… ничегошеньки мне в этом мире стало не нужно, никаких иных земных благ.

3

Три дня медовых в доме Валентины провел безвыходно. Как провел, рассказывать не стану, кому это интересно, кроме нас с Валькой. Скажу только, что на мое предложение записаться, которое я в порыве чувств вновь ей сделал, она вновь отказом ответила. «Живи, чего тебе еще надо», — сказала. А вот решение мое пойти работать водолазом одобрила. Конечно же, после того одобрила, когда сказал ей, что квартиру отдельную обещали и получать буду в два раза больше, чем на стройке. Но строго-настрого наказала, чтобы ту стерву в очках черных она рядом со мной никогда не видела, иначе будет худо. Честно говоря, я тогда про себя так подумал: «Получу отдельную квартиру — плевать я хотел на твое «худо». Что за моду берет баба стращать недавнего солдата». Угрозы на меня с детства угнетающе действовали и на всякие противоречивые поступки толкали. Вот и после тех Валькиных слов вспомнились вдруг мне раскосые зеленые глаза, что с обидой на меня смотрели, Вику увидеть захотелось. Короче, надоело мне валяться на скрипучей Валькиной кровати, и рано поутру с хорошим трудовым настроем отправился я в отдел кадров РСУ.

Иду по городской площади, вижу возле Дома культуры громадный щит, а над ним большими белыми буквами: «Лучшие люди нашего города». Ох, не люблю я подобные категорические утверждения! Кто лучший, кто худший — чем измерено и кем? Ну, понимаю я, такое определение дать: «лучший токарь города», «лучший слесарь», «лучший каменщик», «лучший директор» — профессиональное мастерство достаточно точно определить можно. Или иное какое название придумать, покрасивее, поточнее суть дела отражающее. Вон у Фенимора Купера: «Соколиный Глаз», «Быстроногий Олень», «Хитрая Лисица». Здесь же такое, к примеру, можно: «Точный слесарный глаз», «Быстрорукий возле станка»…

Подхожу я с такими философскими рассуждениями к доске Почета и сразу с глазами бригадира Байрамова встречаюсь. В центре Доски красуется при галстуке с руководящим выражением на ухоженном лице.

— Здравия желаю, — вслух говорю, — товарищ Байрамов! В лучшие люди, значит, пропихнулись? Что ж, посмотрим, посмотрим…

В отделе кадров РСУ, едва я упомянул фамилию Байрамова, с лица кадровика слетела квелость, он оживился, придвинул мне стул, достал из стола чистый лист бумаги и подсказал, как правильно написать заявление о приеме на работу. Я еще не кончил писать — дверь распахнулась и вошел Байрамов. Скажи мне кто до армии, что буду я вставать при появлении бригадира, посмеялся бы только. Бывало, на стройке загораем без раствора или кирпич не подвезен — сам начальник треста Ракитянский появится — головы не поверну. А теперь вот какая-то непонятная сила меня энергично со стула подняла, выпрямила перед бригадиром, и на его «здравствуйте» я четко отрапортовал:

— Желаю здравия, товарищ Байрамов!

— Сразу видна армейская школа, — поощрительно произнес Байрамов, пожимая мне руку. — Меня зовут Андрей Измайлович.

— А меня Андрей Захарович.

— Хорошо, Андрей Захарович, рад, что вы приняли мое предложение и пришли. Но почему с завтрашнего дня? — спросил Байрамов, прочитав мое заявление. — Давайте с сегодняшнего и приступайте к работе.

— Я готов.

— Решено, — Байрамов склонился над столом, самолично переправляя дату в моем заявлении, добавил: — Ждите меня в машине, через пятнадцать минут я освобожусь.

На улице возле крыльца стояла знакомая «Волга». За рулем сидела Вика в легком цветастом платье, загорелая, улыбающаяся, темные очки ее покоились на груди, в глубоком вырезе платья.

— Привет, Андрюша! — Вика высунулась из бокового окна и помахала рукой. — Ты с нами?

— С вами, — ответил я, подходя, — здравствуйте!

— Садись!

Я уселся на заднее сиденье с твердым намерением держаться с дочкой своего бригадира строго официально и на «вы».

— Ты почему такой хмурый, Андрюша? — спросила Вика, поворачиваясь. — Не выспался?

— Наоборот, — буркнул я, — переспал. Да и чему радоваться?

— Как чему?! — удивилась Вика. — Солнцу, весне, жизни! Я уже не нравлюсь тебе?

— Да нет… Вы по-прежнему аппетитны.

— И тебе хочется меня скушать?

— Не очень. Я уже заморил червячка.

Насколько я разбирался в женщинах, Вика откровенно флиртовала со мной далеко не просто так. Интуиция подсказывала мне, что с этой дамочкой ухо надо держать востро, не говоря уже о ее папаше. Какие-то виды на демобилизованного солдата они имеют, что-то им от меня надо. Хотя все может быть…