Откровения Блаженной Анджелы - [27]

67. Итак, оставлена была я в великом мире и почитании решений Божественных. Так что, когда поутру или вечером говорю я в молитве Богу: “Решением Твоим освободи меня, Господи”, или: "Решениями Твоими освободи меня, Господи”, я так же наслаждаюсь и говорю это так же доверчиво, как когда говорю: “Пришествием Твоим освободи меня, Господи”, “Рождением Твоим освободи меня, Господи”, “Страстями Твоими освободи меня, Господи”. Ибо в блаженном муже или в святом муже, или во многих праведных и святых не больше познаю я благость Божью, чем в осужденном или множестве осужденных. Но эта глубина была явлена мне только раз. И никогда не перестану я помнить о ней и о той радости. И если бы все, что относится к вере, исчезло по невозможности своей, здесь осталась бы мне уверенность в Боге, и в решениях Его, и в правосудии решений Его. Но какая здесь глубина! — все возвращается на пользу праведным. Ибо душа, в глубинах этих получившая познание о решениях Божественных, ото всего получит плоды из этого познания Бога. [Этот вопрос, приведенный выше, ответ на который так чудесно раскрыл Бог верной Христовой, был почти тем же самым вопросом, что я и товарищ мой обсуждали в пути, возвращаясь из Ломбардии].

ГЛАВА IV

ДРУГИЕ УТЕШЕНИЯ И ВИДЕНИЯ БЛ. АНДЖЕЛЫ

68. Как-то во время поста показалось мне, что очень я черства и нет во мне благочестия. И молилась я Богу, чтобы даровал Он мне от Себя, ибо была я черства о всяком благе. И тогда раскрылись очи души, и видела я Любовь, приходящую ко мне, и видела ее начало, но не видела конца, а только продолжительность ее. Тотчас же, как пришла ко мне Любовь, увидела я все это открыто очами души, лучше, чем можно что-нибудь видеть телесными очами, и показалась мне эта Любовь в чем-то похожей на серп. Не следует понимать это так, что было какое-то количественно измеримое подобие, но была Любовь подобна серпу, так как сначала Любовь явилась, а потом увлеклась обратно, как только дала она уразуметь себя. И тогда сразу же была наполнена я любовью и насыщением непредставимым, которое, хотя и насыщало меня, порождало во мне величайший голод, настолько лютый, что все члены мои тогда разъединялись, так что душа томилась и желала успокоения. И не хотела ни видеть, ни слышать, ни чувствовать ни одной твари и сама я молчала. Но душа моя внутри меня говорила, умоляя, чтобы Любовь не заставляла ее томиться такой любовью, ибо считала я жизнь — смертью. И ради этого сначала призывала она всеблагую Деву, а потом призывала и заклинала всех апостолов пойти с нею, пасть на колени и объявить Всевышнему, чтобы не заставлял или не допускал Он ее больше страдать этой смертью, но чтобы пришла она к Тому, кого чувствовала. И равным образом просила она св. Франциска и заклинала евангелистов, и взывала к ним равным образом.

69. И когда от приближения Любви считала я себя всю любовью, сказала я вследствие испытываемой любви: “Многие верящие, что находятся они в любви, находятся в ненависти, и, наоборот, многие верящие, что находятся они в ненависти, находятся в любви”. Душа же моя старалась увидеть это вернейшим образом, и Бог дал мне явственно почувствовать это так, что осталась я тогда вполне довольной. Наполнена же была я той любовью до такой степени, что не верю, что могу впредь лишиться любви, и не могу верить какой бы то ни было твари, утверждающей иное, и если бы сказал мне иное ангел, я не поверила бы и ему, но ответила бы: “Ты тот, кто пал с неба”.

70. И видела я себя разделенной на две части, так, как если бы проведена была во мне дорога. И с одной стороны видела я любовь и всяческое благо, которое было от Бога, а не от меня, а на другой стороне я видела себя, черствую, и видела, что нет во мне никакого блага. И через это я видела, что не я была той, которая любила, сколько бы ни видела я себя любящей, но было то только от Бога. И после этого воссоединилась любовь, и тогда даровала она большую любовь и более, чем прежде, пылающую, и было у меня желание идти к этой любви. А между сказанной любовью, которая столь велика, что не могла я тогда знать, что есть большая любовь (разве если бы пришла другая, смертная любовь), между чистой любовью, говорю я, и другим, смертным и величайшим пыланием есть нечто среднее, о чем ничего не могу поведать, так как такова глубина этого и такова радость, что невозможно рассказать. И тогда не хотела я слышать что-нибудь о Страстях Христовых и не желала, чтобы называли мне имя Бога, ибо, когда называют Его мне, чувствую я Его с таким услаждением, что томлением мучусь от любви, а все другое, меньшее Его, помеха для меня. И кажется мне ничем то, что говорят о Евангелии, и о жизни Христовой, и о каких-нибудь словах Божьих, потому что большее и несравнимое вижу я в Боге. После же того, как оставляет меня эта любовь, остаюсь я вся довольная, вся ангельская, так что люблю я лягушек, жаб и даже бесов и все, что вижу совершающимся; даже самый грех, когда вижу я, как совершают его другие, не отвращает меня, ибо верю я, что справедливо Бог допускает его. И если бы стал есть меня пес, когда нахожусь я в таком состоянии, не беспокоилась бы я и не казалось бы мне, что чувствую боль. И нет тогда и не может быть воспоминания и скорбной памяти о Страстях Христовых, и нет в состоянии том слез.