Откровение - [106]

Чему?

Из-за интернов Зверь и провозился так долго. Вместо того, чтобы проделать всю работу, как он привык — силой воли и разума — приходилось пользоваться руками и инструментами. Не может же он людей дайнам научить. А так они хоть что-то да усвоили. Поняли хотя бы, как оптимизировать собственную работу, чтобы времени на всё хватало.

В общем, господин техдиректор Сиденской оперы был не из тех людей, которые слезают там, где сели. Господин техдиректор был из тех людей, которые не слезают никогда. Поэтому Зверь не стал задавать вопросы, даже когда прошло первое изумление, просто приехал пораньше, убедился, что весь сложный театральный организм чувствует себя именно организмом — здоровым, бодрым и единым. И остался за кулисами.

— Хитрожопый ты, как твой дед, — проворчал Тенгер, когда выяснил, что Зверя в княжеской ложе не будет. — Я тебя уже Ойхе обещал. Значит, придешь к нам в антракте. Может, так и лучше, а то хрен знает, что с тобой от Артура сделается.

Ложа Ойхе была затянута плотной завесой чар, защищавшей подданных от невыносимой красоты княгини. Зверь не понимал, как внешность может одинаково действовать на всех, независимо от личных предпочтений, но никогда за это не заморачивался. Белый Бог всё делает идеально — логично, что он создал идеальную женщину. К тому же, неизвестно, сколько правды в разговорах. Кто ее видел, Ойхе, без чадры? Тенгер, да святой Артур. А в чадре она от остальных эсименских женщин неотличима.

Здесь женщины скрывали лицо и фигуру не из-за требований религии, а из соображений моды. Княгиня пряталась за волнами цветных благоухающих шелков, сверкала глазами из-под фантазийно накрученных хиджабов, казалась видением, призрачным цветком, а не существом из плоти и крови. Жительницы Эсимены по мере сил старались ей подражать. У кого-то получалось лучше, у кого-то хуже. За века — или тысячелетия? Или миллионы лет? — существования княжества, у местных уроженцев сложилось настолько своё представление о красоте, что женщину, не похожую на разноцветное привидение, считали малопривлекательной. Чем меньше на тебе надето, тем меньше на тебя обратят внимания. Подумаешь, невидаль, дама в декольте и мини-юбке! Такое любая надеть может. А вот попробуй-ка красиво замотаться в чадру и функциональности при этом не потерять! То-то же! Этому с детства учиться надо. Желательно начинать еще в репликаторе, чтобы к моменту рождения уже уметь самостоятельно пеленаться.

Зверь подозревал, что автомобили и бытовую технику с голосовым управлением в Оороге и Киусату начали делать, ориентируясь на скованных в движениях эсименских покупательниц.

В день премьеры все женщины в зале представляли собой пестрые шелковые облачка. В день премьеры в зале были только женщины. Сулэмы таким образом демонстрировали уважение к княгине. Зато в вип-ложе сидела всего одна дама — мама Анжелики, такая же рыжеволосая и зеленоглазая как дочь. Остальные — сплошь мужчины: папа Анжелики и двенадцать критиков.

Есть вещи, которые не только не нужно пытаться понять, а просто-таки нужно не пытаться понимать.

Как, например, то, что Анжелика поет для демонов здесь и сейчас, но слышат ее во всех слоях Ифэренн. То, что слышат — понятно, на то и демоны в зрителях. Непонятно, кому на слоях Ифэренн, где обитают души не совсем людей и совсем не людей, нужна Анжелика с ее ангельским голосом? Непонятно, какая там Ойхе. Она — первый человек, так? Первая женщина. Но она, так же как демоны, есть повсюду, в том числе и там, где людей нет и никогда не было. Потому что она — первый человек, первая женщина, первое существо из плоти и крови, сотворенное Белым Богом. И всюду, где есть живые твари, есть Ойхе. Там она не человек и даже не всегда женщина — не все живые делятся на мужчин и женщин — но всё равно это Ойхе.

Впрочем, насчет нее и здесь непонятно, какая она.

Княгиня всё ещё не появилась в ложе. Она задерживалась. Ей положено.

Зверь скользнул взглядом по морю разноцветных шелков, заполнившему зал. Анжелика пела так, что приходилось думать о чем угодно, хоть об Ойхе, хоть о технологии производства шелка, хоть об эсименских модах, только бы не поддаться этой силе. Он знал, на что идет — слышал Анжелику и раньше, и в записях, и живьем, так что учел акустику зала и подготовился. Но слушать-то всё равно хотелось. Музыка же! И голос.

В княжеской ложе, кроме Тенгера, ожидалось еще двое зрителей: святой Артур и его жена Марийка, но святой не явился. Без объяснения причин. Фигли бы нет? Ему в Ифэренн всё можно. А Марийка почтила премьеру визитом.

Тётушка. Родня. Семья, будь они все неладны. Марийка была убеждена, что племянника надо найти, убить и сожрать. Если б не это, она бы Зверю даже понравилась. Они познакомились в Песках, сразу после Большой Гонки, и эта порывистая, улыбчивая, счастливая его победой девчонка произвела на него самое лучшее впечатление.

Произвела бы. Если б не хотела найти, убить и сожрать.

Она с подкупающей искренностью и радостью высказала Зверю свое восхищение тем, как он «надрал Фераха и всех их». Не будь она вампиром, не будь он вампиром, Марийка бы, кажется, его расцеловала. Но у вампиров не оговоренные заранее тактильные контакты считаются агрессией. И взгляд в глаза, кстати, тоже. Очень-очень кстати.