Откровение - [105]

При мысли о том, что он видит только одну из плоскостей Ифэренн, только одно (двойное) летоисчисление и только один календарь (с двенадцатью Новыми Годами), а в действительности плоскостей, летоисчислений и календарей бесконечно много, и князья с сулэмами пребывают в них во всех одновременно, Зверю хотелось выдрать из себя ангельскую природу и стать вампиром по-настоящему.

Можно и человеком, но люди плохо переносят выдирание из себя чего бы то ни было существенного. Если, конечно, не делать из них аждахов.

Становиться аждахом Зверь точно не хотел.

Он встретил начало десятилетнего цикла в Песках. Куда б он делся, если цикл начался с его победы в Большой гонке? А следующий Новый год собиралась отмечать Эсимена, и в первый день года (первого числа месяца ойхе) Сиденская опера традиционно открывала сезон. Премьерой, ясное дело. А в этот раз еще и премьерой с дебютанткой, которую до этого два месяца раскручивали на «Хадаре», ведущем культурном канале княжества. Уж раскрутили, так раскрутили… Не будь он самым известным вампиром в Ифэренн, Зверю, чтоб попасть на премьеру, пришлось бы убить кого-нибудь из сулэмов и притвориться им. Из людей в зале подразумевались родители Анжелики и Гарда, предназначенные в жертву журналистам; Ойхе с Тенгером и святой Артур с супругой. Остальные зрители — сплошь сулэмы. И вот, казалось бы, вы ж, гады — бесплотные, вас на кончике иглы несчитанное множество может поместиться, что говорить про оперный зал на четыре тысячи мест, так какого хлярда вам являться во плоти? Размазались бы по стеночкам, уступили сидячие места инвалидам и зрителям с детьми. Но демоны есть демоны. Они хорошее что-то могут сделать только случайно, и только задумав плохое, но промахнувшись на этапе реализации.

— Выбирай, — предложил Тенгер, или вип-ложа с семьями и журналистами, или княжеская. Встреча с Ойхе для тебя не опасна, тебе любить нечем, а вот журналисты, если опознают, не слезут.

— Чего это нечем? — обиделся Зверь. — Я мертвым только притворяюсь!

Он себя считал очень эмоциональным и привязчивым. Если вспомнить всех, кем дорожил, по ком скучал и к кому хотел вернуться, получается не волк, а пекинес какой-то. Ну, ладно, бультерьер. Всё равно собака.

— Мертвые, когда им надо, очень даже живые становятся. А ты живой, да тебе не надо. Давай к нам, заодно и познакомлю вас с Ойхе. Она тебя, может, сразу домой отправит.

Такая вероятность существовала. Ойхе была человеком, Ойхе была живой, и ни то, ни другое не мешало ей покидать Ифэренн, когда вздумается. Тенгеру тоже ничего не мешало, но он-то был особенным, а Ойхе — обычной.

— Ладно, — Зверь пожал плечами, — к вам, значит, к вам.

Ему в княжеской ложе действительно ничего не грозило.

* * *

В княжеской ложе ему ничего не грозило, но Зверь туда не попал. Накануне премьеры позвонил Гард. Чувствовал он себя неловко — за прошедший с перенастройки юортера месяц еще не успел привыкнуть к тому, что может выходить на видеосвязь и каждый раз беспокоился, что проекция покажет чудо-юдище вида ужасного. То есть, Зверь сначала решил, что дело в этом. А оказалось, что дело в господине Асадбеке Кучкаре, техдиректоре оперы, который Гарда куда-то подвинул, оказался в области захвата видео и вежливо, но довольно уверенно попросил Зверя, раз уж тот всё равно собирается на премьеру, приехать в театр пораньше и ещё раз проверить всю аппаратуру. Зверь не очень понял, почему всю, если перенастраивал он только устройства для видеозаписи, но сам по себе факт обращения с такой просьбой его настолько ошеломил, что он даже не стал задавать уточняющие вопросы.

Эти цирковые… в смысле, театральные, они, вообще, в какой вселенной живут?

Он знал в какой. Помнил из детства. В другой. Всегда. Например, госпоже Эльвире Дорнани, репутационному директору Сиденской оперы, нигде не засвербело бы позвонить Уго — одному из древних вампирских вожаков, по совместительству медиамагнату планетарного масштаба — и попросить не присылать на премьеру какого-нибудь не устраивающего госпожу Дорнани критика, а прислать какого-нибудь устраивающего. То, что Уго от сотрудников своего холдинга далек так же, как Алый Столп от Золотого, госпоже Дорнани в голову, конечно, придет, но так же ей придет в голову, что через Уго подобные вопросы решать удобнее всего. Сразу начать с самого верха — что может быть эффективнее?

Вот и тут. Чего бы не позвонить упырьему принцу, победителю Большой гонки, и не попросить продублировать работу техподдержки низшего звена? И ведь додумался Гарда привлечь. Хотя юор-код Зверя у него и у самого был. Зверь весь прошлый месяц из театра не вылезал — столько там было машинерии и магии, столько тонкой техники, столько разных чудес, и всё не откалибровано, кое-как друг к другу подогнано, всё на живую нитку, над всем девиз огненными буквами: «потом доделаем».

Зверь и доделал. Черный Властелин, в конце концов, и есть самое настоящее «потом», так ведь? Функция у него такая — обеспечить «потом» всему сущему. Почему не начать с оперного театра? И весь этот месяц Асадбек сидел у него на голове. Нет, он не беспокоился о том, что Зверь что-нибудь испортит. Какое там! Каждому жителю Ифэренн, даже самому оторванному от реальности, ясно, что вампир с дайнами, позволившими взять Кубок Трассы, работу любых устройств любой сложности может только улучшить. Асадбек следил, чтобы Зверь ничего не пропустил, и чтобы весь техперсонал ходил за ним по пятам, как врачи-интерны за профессором и учился.