Отёсовцы - [5]
Правое колесо у плуга чуть больше левого. Когда идет оно по борозде, как раз вровень с левым приходится, а вот при первой борозде весь плуг кривится.
Тонкие отлучинивались пласты дерна. Местами ложились они плотно, местами бугрились.
— А ну кругом! — крикнул коням Минька, забыв, что Андрюха ведет их под уздцы.
— Чего ты? — обернулся брат.
— Прямо, говорю, борозду провели…
— Как по ниточке. Ну ладно, допашешь этот загон — и домой, — сказал Андрюха.
А сам пошел корчевать березки.
— Но, ты, лукавый! — хлестнул Минька коренника и запел:
Песен Минька много знал: «Шумел-горел пожар московский», «Последний нонешний денечек», «Ухарь-купец».
Под песню кони пошли веселее.
А еще знал Минька секрет такой: чуть только приподымешь вверх ручки плуга, кони сразу убыстряют шаги. Небось раз в десять легче им тогда.
Думал Минька: хорошо бы еще одно колесо приделать к плугу сзади. И ведь не догадаются на заводе!
Плуг у Миньки был Брянского завода.
Брянск казался Миньке зеркальным городом: на отвал брянского плуга не пристает земля, блестит отвал как зеркало. До теперешнего, нового плуга у Миньки был одесский. Одессу Минька не любил: на отвал одесского здорово налипала земля.
Поет Минька песню, покрикивает на коней, а загон меньше и меньше становится. Солнце тоже своим чередом, все ниже, к паужину опускается. Здорово упарились кони — пожалел их Минька, остановил на отдых.
— Ты чего это? — крикнул Андрюха из березника.
— Запарились, — сказал делово Минька, — пускай отдохнут…
Андрюха только что свалил вторую березку.
— Отпрягай давай! — крикнул он Миньке.
— Допахать бы уж загон-то, — хозяйственно сказал Минька.
— Ладно… Не последний день… Допашешь после праздников.
Минька торопливо перепряг коренника в телегу.
— Скажи дома: попозже и я приду… Завтра праздник… — сказал Андрюха.
Сам понимал Минька, что нельзя Андрюхе прямо с пашни вместе с ним ехать домой. Мало ли кто может встретиться?
— Ну дык ладно, приходи, — сказал он Андрюхе, усаживаясь на телегу, — поскорее приходи.
Миньке вдруг жалко стало брата.
Он, Минька, хоть куда может откровенно явиться, а Андрюхе надо все скрытно жить. Полгода уж Андрюха в бегах, все прячется так вот по пашням.
У развалины кулёвской дороги Минька нагнал дядю Трофима.
Издали его признал по картузу и скрипу колес. Ни у кого в Ардашах колеса так не скрипели, как у Трофимовой телеги.
На телеге сидел чужой малец. Сидел он задом наперед.
Минька нагнал их и крикнул:
— Отесовцев мы видели… проехали даве здесь…
Трофим разом повернулся к Миньке:
— Куда они, в село поехали?
Минька подогнал каурку вплотную к телеге Трофима.
— Сюда свернули, на кулёвскую дорогу. Видно, незачем было к нам…
Каурка шла вплотную к телеге и мордой приходилась к самому лицу Алешки:
— Осади коня! — крикнул Алешка и шлепнул Минькину каурку по губе.
— Вон ты какой, — озлился Минька и подогнал каурку еще ближе.
Тогда Алешка приподнял с телеги вилы и сам отвернулся.
— Придержи, говорю, коня, а то напорется еще.
Пришлось Миньке осадить каурку.
— А ты не шибко нос-то задирай, — сказал он, — а то…
Алешке точно не до Миньки — заговорил он с Трофимом.
— Может, тятька сам был с ними, — сказал он Трофиму, скоса поглядывая на Миньку. — Ежели б заехали они к вам, в Ардаши, сразу бы встретил его.
— Сестре, может, по секрету известно, — сказал Трофим.
Минька прямо как гусь вытягивался шеей вперед — очень уж интересовался разговором Трофима с чужим парнишкой. Жалобно просили Трофимовы колеса дегтю, так что до Миньки долетали только обрывки речей. Но понял Минька: разговор идет об Отесове и чуть ли не самого Отесова малец называет тятькой.
— Давно они проехали? — повернулся Трофим к Миньке.
— Порядком уж, — вперебой скрипу колес крикнул Минька, — после них я целый загон вспахал.
Тут с возвышения показалось село. Со всех сторон окружала его роща. За селом верстах в двух виднелась широкая река.
— Большое село-то, — уставился Алешка на Ардаши.
— Триста дворов, — сказал Трофим.
Глава IV
Дикая и непроходимая тайга была когда-то по берегам Ардаш-реки. Бродили в тайге той сосланные, бродили без пристанища по конец срока ссылки. Перебивались они подаянием, а иные грабили купцов, душили царских чиновников. Сосланные же бессрочно прирастали к месту.
Облюбовал будто левобережье Ардаш-реки навечно сосланный Гаврила Хоромных. Будто первым приткнулся он к местности, где теперь Ардаши-село, и стал обрастать жильем. Дом срубил из крупных бревен, окна прорубил маленькие, голому человеку не пролезть. Теперь уже нет таких домов, сгнили они, как и сам Гаврила Хоромных сгнил в земле. А память от Гаврилы осталась в Ардашах: половина старожилов значится под фамилией Хоромных.
Много еще в Ардашах Морозовых. Морозовы тоже старинная фамилия. Невесть когда прибился первый Морозов к заимке Хоромных. Сказывают, не из простых был он: чуть ли не боярин-белоручка, сосланный сюда царем за провинку.
Сказывают старики, издавна шла борьба меж двумя фамилиями. Земель кругом Ардашей в неделю не объездить, но из-за земель будто и начались нелады Морозовых с братьями Хоромных. Тем и этим хотелось захватить «удобий» побольше, к селу поближе. Скота развели те и эти сотни голов, — надобен уход за скотом, — и вперебой друг другу заманивали они к себе бродяг, подбивали их к работе. Проработав лет пять у кого из хозяев, бродяги начинали строить самостоятельное хозяйство.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Автор этой книги — бывший штурман авиации Черноморского флота, ныне член Союза журналистов СССР, рассказывает о событиях периода 1941–1944 гг.: героической обороне Севастополя, Новороссийской и Крымской операциях советских войск. Все это время В. И. Коваленко принимал непосредственное участие в боевых действиях черноморской авиации, выполняя различные задания командования: бомбил вражеские военные объекты, вел воздушную разведку, прикрывал морские транспортные караваны.
Повести Ильи Константиновского «Первый арест» и «Возвращение в Бухарест» посвящены бурным событиям, которые увидел человек, примкнувший с юных лет к революционному движению, когда его родной край — Бессарабия — был оккупирован королевской Румынией. Впоследствии герой становится свидетелем осуществления своей мечты: воссоединения Бессарабии с Советским Союзом и превращения ее в социалистическую республику. В повести «Первый арест» рассказывается о детстве Саши Вилковского в рыбацком селе на Дунае, о революционном движении в Южной Бессарабии конца двадцатых годов и о том, как он становится революционером. В повести «Возвращение в Бухарест» герой, став советским гражданином в результате воссоединения Бессарабии с СССР, возвращается во время войны в Бухарест в рядах Советской Армии и участвует в изгнании гитлеровцев из города, где он когда-то учился, пережил свою первую любовь и где живут друзья его революционной молодости.
В книге воспоминаний ветеранов Великой Отечественной войны рассказывается о том, как вместе со всем советским народом моряки Балтики шли к Победе, как они защищали колыбель революции — город Ленина.
Описание виденного автором в Армении и Карабахе, перемежающееся с его собственными размышлениями и обобщениями. Ключевая мысль — о пагубности «армянского национализма» и «сепаратизма», в которых автор видит главный и единственный источник Карабахского конфликта.
Война всегда остается войной - страшным, противоестественным стечением обстоятельств, ломающих судьбы людей. Это всегда испытание для человека - сможет ли он остаться самим собой, несмотря на ужас происходящего. Повесть сирийского писателя Али Окли Орсана "Голанские высоты" рассказывает о войне, которая уже несколько десятилетий нарушает спокойное течение жизни на Ближнем Востоке.