Отёсовцы - [2]
Малец чуть приподнялся.
— Пойдет, так возьмут, — выпалил он, — а не пойдет служить белым, так и не возьмут.
Бородач уставился на мальца.
— А ты, молодец, далеко ли едешь? — спросил он.
— Да к вам еду, — ответил малец. — В Ардаши… У вас сестра служит писарем…
— А-а-а, — протянул мужик, — что ж это, стало быть, ты брат Алёны Михайловны?
— Ну да, вот к ней и еду.
— Папаше-то, видно, в городе не прокормить было вас? — хозяйственно спросил мужик погодя.
— Ну вот, — откинулся малец, — у нас же папаши нет.
— Помер родитель-то? — подивился мужик.
— Какое помер! Его же расстреляли…
Бородач вытаращил глаза.
— Депутатом был тятька в Совете, — продолжал малец, — ну и потерялся при перевороте. А после уж в газетах писали: так и так, тятька, пойманный, хотел с-под конвою сбежать. За то будто его и пристрелили.
— Вон чего! — дивился мужик.
Дух перевел малец и с азартом продолжал:
— А вот Антропов говорит, что тятька на самом деле сбежал с-под конвою. Будто теперь отряд себе набрал где-то там в тайге за Ардашами и орудует против белогвардейцев.
— Фамилия чья у вас? — спросил бородач.
— Как чья? Наша…
— Понятно, ваша, а как пишется?
— Бударин наша фамилия. В городе-то все знают. И в газетах писали про тятьку. Только будто он теперь под другой фамилией орудует. Антропов говорил.
По сторонам дороги начался мелкий березник. Справа в березнике паслось большое стадо рогатого скота. Тучные ходили коровы и быки, еле сгибая шеи.
— Это вот всё одного буржуя стадо, — сказал малец, — полковника Зелинского.
— Не было по Сибири помещиков — так обзавелись теперь, — сказал бородач. — Стало быть, на это обзаведенье и вышибают с нас подати…
Пасли стадо два пленных австрийца, оба в истрепанных серых мундирах.
— Небось картузный курят, — оглядел бородач пастухов. — Чехи вот тоже пленные были, а теперь господа первый сорт. Они-то и схлопотали нам царя-Колчака. — Бородач круто повернулся к парнишке. — Так, говоришь, в тайге орудует теперь папаша? — спросил его.
— Да нет, — протянул малец, — не я это говорю… Антропов говорит…
Город уже совсем скрылся. Только крыши казарм виднелись позади.
— У нас по одному парню четыре года панихиду служили, — точно вспомнил мужик, — похоронная пришла с фронту…
— А он жив вернулся?
— Нет, не вернулся — во Франции живет. Женился там и хозяйством обзавелся.
— Нет, — сказал малец, — тятьке не уехать в другое государство. Не иначе как в тайге он.
Бородач задергал вожжами.
Впереди без конца тянулся окопанный по обе стороны тракт. У самой дороги торчал перевитый бело-черной краской верстовой столб.
Малец точно спохватился:
— А как тебя, дядя, зовут?
— Зовут Зовуткой, а поп окрестил Трофимом, — ответил мужик.
— А меня Алешкой зовут.
Бородач чаще задергал вожжами и хлестнул клячу.
— Вот те, Олешка, и Еркутский тракт.
Глава II
Загадка «Кабы я встала, так бы небо достала» будто от Иркутского тракта идет. Ох и тянется эта дорога, тянется этот тракт. От города Томска до самого Иркутска тянется. Может, за Иркутск, до Маньчжурии доходит…
Кто только не ездил, пешком не ходил по Иркутскому тракту! Особо когда еще не было чугунки.
По первости наезжали тут в таежные дебри к старожилам проныры купцы. Туго набивали они карманы на ситцах и пуховых шалях, но немало и полегло их тогда. Сказывают так: заедет купец на ночь к старожилу, начнет хозяин потчевать гостя чаем. К чаю нарежет кеты соленой, а вилки не положит.
— С ножа у нас кушают.
Возьмет купец нож, подобно хозяину и наткнет кусочек кеты. Хозяйка тут же присударкивает:
— Кушайте на здоровье, досыта!
Только успеет купец принять с ножа в рот кету, а хозяин с размаху как даст по ручке ножа…
Потом свезет гостя на заимку. Пролежит он до весны в снегу, а весной его закопают.
Немало торили Иркутский тракт и каторжники. Большими партиями шли они к Иркутску, к Александровскому централу. Шли под тягучую музыку, под звон кандалов и как смертное причитание тянули хором песню милосердную:
Торили Иркутский тракт и переселенцы. На лошадях, со всем скарбом и детьми тысячи верст продвигались они к приглядному месту.
А тут незадолго до проведения чугунки проехал по тракту на Дальний Восток цесаревич Николай Романов. И память оставил он о себе: крест у Семилужков, крест у Халдеевой, у Ешима часовня. Сказывают, где ни сходил по надобе цесаревич с кареты, всюду кресты да часовни потом поставили.
— Прямо светопреставленье тут было, — говорит Трофим Алешке. — Понаехало урядников этих пропасть. Едут верхами наперед кареты и на версту гонят с тракта встречных и поперечных…
— Лошади небось иноходцы были? — спрашивает Алешка.
— Известно… Не чета нашим.
Трофимова кляча хвостом и гривой отбивается от паутов и слепней. Шлея сбилась набок, и на месте, где она была, остался мыльно-потный след.
— Днем паут, — говорит Трофим, — ночью комар, никогда летом покою нет скотине.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Автор этой книги — бывший штурман авиации Черноморского флота, ныне член Союза журналистов СССР, рассказывает о событиях периода 1941–1944 гг.: героической обороне Севастополя, Новороссийской и Крымской операциях советских войск. Все это время В. И. Коваленко принимал непосредственное участие в боевых действиях черноморской авиации, выполняя различные задания командования: бомбил вражеские военные объекты, вел воздушную разведку, прикрывал морские транспортные караваны.
Повести Ильи Константиновского «Первый арест» и «Возвращение в Бухарест» посвящены бурным событиям, которые увидел человек, примкнувший с юных лет к революционному движению, когда его родной край — Бессарабия — был оккупирован королевской Румынией. Впоследствии герой становится свидетелем осуществления своей мечты: воссоединения Бессарабии с Советским Союзом и превращения ее в социалистическую республику. В повести «Первый арест» рассказывается о детстве Саши Вилковского в рыбацком селе на Дунае, о революционном движении в Южной Бессарабии конца двадцатых годов и о том, как он становится революционером. В повести «Возвращение в Бухарест» герой, став советским гражданином в результате воссоединения Бессарабии с СССР, возвращается во время войны в Бухарест в рядах Советской Армии и участвует в изгнании гитлеровцев из города, где он когда-то учился, пережил свою первую любовь и где живут друзья его революционной молодости.
В книге воспоминаний ветеранов Великой Отечественной войны рассказывается о том, как вместе со всем советским народом моряки Балтики шли к Победе, как они защищали колыбель революции — город Ленина.
Описание виденного автором в Армении и Карабахе, перемежающееся с его собственными размышлениями и обобщениями. Ключевая мысль — о пагубности «армянского национализма» и «сепаратизма», в которых автор видит главный и единственный источник Карабахского конфликта.
Война всегда остается войной - страшным, противоестественным стечением обстоятельств, ломающих судьбы людей. Это всегда испытание для человека - сможет ли он остаться самим собой, несмотря на ужас происходящего. Повесть сирийского писателя Али Окли Орсана "Голанские высоты" рассказывает о войне, которая уже несколько десятилетий нарушает спокойное течение жизни на Ближнем Востоке.