Отёсовцы - [3]
Тут закачало, затрясло Алешку: рытвины в колее попались по самые оси.
— Царева карета небось на рессорах была? — спрашивает Алешка.
— Рессоры рессорами, да и тракт-то — за месяц до проезда цесаревича согнали со всей округи сюда мужиков. Месяц скоблили да трамбовали…
Отъехали Трофим и Алешка всего только верст двадцать от города, но, видать, здорово утомился Алешка. Притулился головой на узелок и посапывает.
— Покурим, что ли? — говорит Трофим.
Алешка не отзывается.
— Ну поспи — пристал небось.
На выезде из семилуженской поскотины нагнал их гоньбовой. Молодой ямщик ухарем сидел на облучке. В ходке, развалившись, покачивались ардашевский старшина Данила Хоромных и волостной писарь. Невдомек было Трофиму картуз приподнять, сразу о своем:
— Как насчет мобилизации?
Старшина даже головы не повернул.
— Фуражку бы снял. С начальством разговариваешь, — строго сказал он Трофиму.
Спохватился Трофим, ловко сбил с головы картуз.
— Извините, так что виноват! — крикнул он.
Но ходок с начальством прокатил уже мимо. Сквозь пыль виднелись только фуражка старшины и шляпа писаря.
— Задачливы стали, — махнул рукой Трофим.
Свой же деревенский мужик Данила Хоромных, а поди попробуй стать с ним в обхождении на равную ногу. Понятно, видный он в селе богатей, надо бы оказать почтение, но не умел Трофим… А может, и не хотел.
У Халдеевской грани вышел из березника на тракт старик один. Заморенный на вид, с котомкой на спине, в меховой шапке-татарке.
— Покурить бы, земляк, — сказал он, юрко сторонясь с дороги.
Потом приноровился было сесть на телегу, но, глянув на клячу, зашагал рядом.
— А не жарко тебе? — кнутовищем показал Трофим на шапку-татарку старика.
— В Иркутск вот пробираюсь, — не в ответ сказал старик, — одного сына тут прикантрамили, другой в Иркутске того же дожидается, в тюрьме.
Трофим полез в карман за кисетом.
— Да, хорошего мало, — вздохнул он и сунул старику кисет. — Податями да недоимками наготово задавили. К тому же и кабинетские земли приказ обратно отобрать… Раз только и посеяли… попользовались при Советской власти.
— Чего тут, — сказал старик, торопливо закручивая цигарку, — всё отберут…
Трофим соскочил с телеги, зашагал рядом со стариком.
— Да как ни гни они нашего брата, а не устоять им. Не-ет, — протянул старик, — ни за что не устоять…
Говорил старик с азартом, точно его не один Трофим слушал, а толпа целая.
— Раз они не по пути пошли, хана им… Вот помянешь меня потом. Каюк им будет!
Под азарт старика приободрился Трофим, веселей зашагал.
— Ладно бы, — сказал он, — а то у меня парень-то на очереди.
Старик заговорил чуть тише, точно секрет говорил:
— В тайгу надо двинуть новобранцам…
Трофим глянул на Алешку. Спал тот калачиком, голова сползла с узелка.
— А то бы всем подняться как одному… — продолжал старик торопливо. — Мужик с вилами, баба с ухватом — и пошли лупить золотопогонников этих…
Вдруг старик оборвал речь и круто свернул с тракта.
— Ну, езжай, — сказал он Трофиму, — пеший конному не товарищ!
И сам направился к березняку. Там стояло возов десять с сеном. Мужики у костра кипятили чай. К мужикам этим и торопился, видать, старик.
Ямщик, который вез ардашевское начальство, ехал уже обратно. Ехал он легкой рысью, сам сидел в ходке.
— Чего так скоро? — подивился Трофим. — Ай где свалил наше начальство?
Ямщик придержал коней.
— Отесовцы, брат, встретили нас! — криком ответил он. — Приказали пешком переть до дому вашим господам.
Ямщик ухарски заправил чуб под картуз.
— Человек восемь отесовцев. Оборуженные с ног до головы. На ве́ршне все.
— Эх ты, — пожалел Трофим ямщика, — выходит, даром прогонял лошадей…
— Пошто даром? Заставили сполна уплатить прогонные. — Ямщик весело потряс карман и тронул коней.
Начальство свое нагнал Трофим за Камаевкой. Шли старшина и писарь рядом, сбоку канавы. У обоих была легкая поклажа. Писарь широко размахивал руками. Видать, что-то доказывал старшине.
— Не мешает проманежиться, — ухмыльнулся Трофим в бороду.
Неловко было с разговором лезть, нехорошо казалось и молчком проехать. Наконец решился Трофим, окликнул:
— Давай садитесь… Доедем помаленьку.
В ответ начальство даже не глянуло. Может, со стыда они, но Трофим понял по-своему: гордость не дозволяет.
От всего сердца пожелал Трофим: еще бы лучше надо их проучить. И задергал вожжами, чтоб поскорей отъехать.
Когда отъехали, поодаль, не утерпел Трофим, чтоб не разбудить парнишку.
— Вставай, молодец! А то головка разболится. Спишь и спишь…
Алешка приподнялся в сидень, начал осматриваться.
— Ну, паря, проспал ты комедь, — весело сказал Трофим.
— Какую комедь? — сразу протрезвел от сна малец.
Трофим махнул рукой, захохотал.
— Шут их тереби! Подстроят тоже!
— Ну что, дядя Трофим? Ну говори же — какая комедь?
Трофим нахохотался и заговорил:
— Тут, как ты заснул, обогнали нас начальники наши… ардашевский старшина и волостной писарь… Курьером, брат, на гоньбовых… Ну, стало быть, их тут на тракту и встрели отесовцы…
— Отесовцы? — всполошился Алешка. — Да разве ж они здесь, отесовцы?
— А они к месту не приписаны, — сказал Трофим, — сегодня здесь, а завтра там… Вот они, стало быть, встрели наше-то начальство и ссадили с ходка. «Валите, — говорят, — пешочком. Люди вы казенные, и ноги у вас казенные…»
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Автор этой книги — бывший штурман авиации Черноморского флота, ныне член Союза журналистов СССР, рассказывает о событиях периода 1941–1944 гг.: героической обороне Севастополя, Новороссийской и Крымской операциях советских войск. Все это время В. И. Коваленко принимал непосредственное участие в боевых действиях черноморской авиации, выполняя различные задания командования: бомбил вражеские военные объекты, вел воздушную разведку, прикрывал морские транспортные караваны.
Повести Ильи Константиновского «Первый арест» и «Возвращение в Бухарест» посвящены бурным событиям, которые увидел человек, примкнувший с юных лет к революционному движению, когда его родной край — Бессарабия — был оккупирован королевской Румынией. Впоследствии герой становится свидетелем осуществления своей мечты: воссоединения Бессарабии с Советским Союзом и превращения ее в социалистическую республику. В повести «Первый арест» рассказывается о детстве Саши Вилковского в рыбацком селе на Дунае, о революционном движении в Южной Бессарабии конца двадцатых годов и о том, как он становится революционером. В повести «Возвращение в Бухарест» герой, став советским гражданином в результате воссоединения Бессарабии с СССР, возвращается во время войны в Бухарест в рядах Советской Армии и участвует в изгнании гитлеровцев из города, где он когда-то учился, пережил свою первую любовь и где живут друзья его революционной молодости.
В книге воспоминаний ветеранов Великой Отечественной войны рассказывается о том, как вместе со всем советским народом моряки Балтики шли к Победе, как они защищали колыбель революции — город Ленина.
Описание виденного автором в Армении и Карабахе, перемежающееся с его собственными размышлениями и обобщениями. Ключевая мысль — о пагубности «армянского национализма» и «сепаратизма», в которых автор видит главный и единственный источник Карабахского конфликта.
Война всегда остается войной - страшным, противоестественным стечением обстоятельств, ломающих судьбы людей. Это всегда испытание для человека - сможет ли он остаться самим собой, несмотря на ужас происходящего. Повесть сирийского писателя Али Окли Орсана "Голанские высоты" рассказывает о войне, которая уже несколько десятилетий нарушает спокойное течение жизни на Ближнем Востоке.