Отельер из иного мира - [41]

— Ну-ка, отойди.

Чтобы не размахивать мушкетом (колесцовый замок — это вам не затвор), взял у солдата саблю и ковырнул землю. И открыл не котелок и даже не ведро, а крышку гроба с тремя навесными замками. Парням пришлось повозиться, чтобы выломать почерневшие от грязи доски, и внутри под сукном лежали монеты до самого верха. Кому-то придется очень долго их пересчитывать, но одно понятно сразу — честным трудом такую гору не заработаешь.

— А вот этого — в казематы. Пусть побудет напоследок в родной стихии.

Барко молчал, свесив голову и пустив слезу, да только на жалость мог не рассчитывать.

— Что, падла, — навис над ним и многозначительно положил испачканный клинок на плечо. — Думал, инквизитора на нас натравишь — и пронесет?

— Простите, мастер, — арестант хотел бухнуться на колени, но гвардейцы придержали за плечи. — У меня семнадцать внуков. Сыновья кто на войне погиб, кто калекою вернулся — вас от орков защищали. А бабы что сделают? Вертятся, как могут, но работу дают только самую черную и дешевую. Уголь рубить, колодцы копать, канализацию чистить… Да, я воровал, но не ради себя. Не для дворцов, карет и праздной жизни. А чтобы родня не сдохла с голоду. Впрочем, какая вам разница, — он сокрушенно покачал головой. — Мы — гномы и эльфы — для людей лишь мусор, пушечное мясо. Делайте, что хотите.

— Прибереги свои байки для суда, — проворчал без особого азарта — привкус возмездия изрядно подпортила слезливая исповедь. — Увести!

За конвоем наблюдали рабочие, и многие посматривали на бывшего начальника с жалостью, а на меня — с неприкрытой злобой. Хорошо, что взял больше бойцов, а то Генри еще спрашивал, зачем целый взвод на одного старика. Никто, конечно, не попытался напасть и отбить казнокрада, но по глазам видел — явно хотели вмешаться. Возможно, Барко был грамотным руководителем, этаким шефом от бога, отрадой и защитой коллектива. Или же его до сих пор не сдали по иной причине — делился. Ну, типа зарплат в конверте — жалование одно, а сверху еще приятный бонус за то, чтобы не задавали лишних вопросов. Как бы то ни было, нового расследования не избежать — на этот раз экономического. Опять подсчеты, пересчеты, сверки-проверки, опросы-допросы и установление всех подельников, ведь за дачу взятки тоже предусмотрена ответственность. А солнышко такое нежное, а море такое теплое, а девушка такая страстная… Дерьмо.

— Вильям! — Луис подняла руку и двинулась прямо к нам — так увлекся проводами арестанта, что лишь теперь заметил эльфийку. — Можно на пару слов?

— Да, конечно, — шагнул навстречу, видя, что врач обливается потом и тяжело дышит. — Что-то случилось? Выглядишь не очень.

— Просто устала.

Объяснять почему, думаю, не стоит. До боли жаль лекаря — никому такого не пожелаешь. Она встала напротив — похудевшая, побледневшая и будто постаревшая лет на десять, как после изнурительной болезни.

— Слышала, Амелин во всем призналась. Это правда?

— Да, — никогда прежде единственное слово не давалось таким трудом. А еще сложнее было просто смотреть в сторону женщины — про взгляд в глаза вообще молчу.

— Она соврала, — Луис смахнула прилипшие ко лбу волосы, и я понял, что влага на лице — вовсе не пот. — Все до единого слова.

— Но… зачем?

— Чтобы выгородить настоящего убийцу.

— И кто же он? — Генри нахмурился и встал рядом.

— А вы до сих пор не догадались? — она пьяно тряхнула головой. — Неужели так сложно понять, кто хочет отомстить за обманутого, опороченного и обесчещенного ребенка? Раньше приходилось действовать тихо, но теперь уже терять нечего. Ты надругался над моей дочерью, сделал бесплодной, а теперь собрался отправить на эшафот? Будь ты проклят, Вильям Стрейн.

Лекарь потянула тесемку на манжете, и притороченный к тыльной стороне предплечья пистолет упал в ладонь. Взвод курка плетью ударил по ушам, черная бездна дула изрыгнула столб дыма и пламени и толкнула свинцовый шарик точно в цель.

Грохота выстрела я уже не слышал.

Серия 6. Разброд и шатание

Я упал, но поначалу не чувствовал боли — только страх, потому что понятия не имел, куда именно угодила пуля и долго ли суждено наслаждаться низким южным небом. А затем в левое плечо впилась ручная дрель, и сверло раскалялось с каждым оборотом — медленным, давящим и дрожащим. Это в фильмах герои скачут и сражаются после таких ран, меня же корежило, как в припадке, а тело пронзал озноб из-за бешеного выброса адреналина.

— Взять ее! — пробилось сквозь вату в ушах, и вот пред слезящимися глазами зачернело мутное пятно в курчавом ореоле. — Вильям, держись!

Господи, какая боль… Похоже, снаряд попал в кость, но не сломал — скрюченные пальцы двигались вопреки моей воле, загребая дорожную пыль и загоняя стружку под ногти. Генри рванул подол плаща, туго перебинтовал рану и привязал руку к туловищу, чтобы не болталась при движении.

— Вот так… Все будет хорошо — эта дура недосыпала пороху. Если бы стрела попала, да в кишки — вот то был бы ужас, а это пустяк, за неделю заживет!

Умеет успокоить, ничего не скажешь.

— Что тут случилось? — к нам почти одновременно подбежали Марта и Ривер: первая от пляжа, вторая — из гостевого крыла.