Отечественная война и русское общество, 1812-1912. Том I - [80]

Гугон Коллонтай (портр. Pfeifra)

Как отнеслись поляки к учреждению Варшавского герцогства и к дарованной ему конституции? Их заветной мечтой со времени последнего раздела Речи Посполитой было восстановление польского государства в его исторических границах, возвращение Польше утраченной ею независимости. Бессильные сами по себе, они обращали свои взоры на победоносную Францию, объявившую войну «за освобождение всех народов», и на ее гениального вождя, открыто признававшего разделы Польши актом величайшей несправедливости. Они стремились оказать Франции поддержку в ее борьбе с европейскими державами, рассчитывая впоследствии при ее помощи завоевать свободу для собственной родины. Эта надежда поддерживала и польских легионеров, сражавшихся под знаменами Наполеона Бонапарта в 1797–1801 гг., и организованную по его призыву в 1806 г. польскую армию, мужественно боровшуюся рядом с французами при Пултуске, Прейсиш-Эйлау и Фридланде. И хотя услуги, оказанные поляками Франции, не были особенно существенны, но образование незначительного герцогства, насчитывавшего лишь 2.400.000 жителей, являлось вознаграждением, не соответствовавшим даже этим небольшим услугам. Это признавал сам Наполеон. Представившейся ему польской депутации он указывал на подозрительность соседей, стеснявших его при решении польского вопроса. Но сложная дипломатическая работа, произведенная в 1807 г. в Тильзите, недоступна была пониманию широких слоев польского общества: оно не отдавало себе отчета в планах французского императора, искавшего в то время сближения с Александром I и не желавшего раздражать последнего восстановлением польского государства; оно не проводило границы между возможным и невозможным, но оно видело, что Наполеон, разгромивший на голову исконного врага Польши — Пруссию, нанесший чувствительное поражение России и имевший, казалось, возможность диктовать в Тильзите свои условия, согласился на сохранение за прусским королем Фридрихом-Вильгельмом III польских земель, доставшихся ему по первому разделу; что он распространил свою континентальную систему на «великую житницу Польши» — Гданск, торговавший почти исключительно с Англией, и этим вызвал обесценивание всех польских продуктов и вздорожание заграничных фабричных изделий; что из отвоеванных у Пруссии польских областей он сделал подарок Александру I в виде Белостокской области, желая этим наглядно убедить своего нового союзника в отсутствии намерения восстановить прежнее польское государство.

Ю. Немцевич (с медал. Давида)

Эта частица некогда могущественной Польши, получившая обидное для поляков название Варшавского герцогства и превращенная в самодержавную монархию, напоминавшую прежний строй Речи Посполитой лишь приятно звучавшими польскими терминами: посол, сейм, сеймики, не могла не вызвать горького разочарования в поляках, которые еще в 1796 г. просили Бонапарта позволить им разделить с ним опасности, «дабы увенчать его новыми лаврами и к титулам, которые он приобрел, добавить название отца угнетенных»[20]. Иронически относясь к своему новому государству, поляки говорили, что у них «герцогство Варшавское, монета прусская, войско польское, король саксонский, а кодекс французский». Но, сознавая свою полную зависимость от Наполеона, они заглушали в себе это естественное чувство недовольства. «Как высшие классы польского общества, так и низшие, как те, которые всегда руководствуются рассудком, так и те, которые в политике поддаются одному только чувству, были прикованы к Наполеону, — говорит польский писатель Юлиуш Фальковский, — тем, что все одинаково понимали, что судьбы той частицы Польши, которая составляла Варшавское герцогство, и в которой билось сердце всего народа, роковым образом связаны с судьбой великого завоевателя, связаны более сильно, чем судьба самой Франции, так как Франция могла существовать без него, а Варшавское герцогство им только жило и в случае его падения было обречено на возвращение в могилу разделов»[21].

Наиболее заслуженные политические и общественные польские деятели старались укрепить в гражданах нового государства веру в Наполеона и возбудить надежду на лучшее будущее. По мере приближения первого сейма стало появляться большое количество трактатов и статей, содержавших всевозможные советы гражданам, предостережения, практические наблюдения и т. п.; всякий, находивший свою мысль полезной для страны, спешил сделать ее общественным достоянием, дабы внести посильную лепту в великое дело устроения вновь возвращенной частицы своей родины. Знаменитый публицист Гугон Коллонтай уже больным стариком издал брошюру под заглавием «Наблюдения над теперешним положением той части польской земли, которую со времени Тильзитского мира стали называть Варшавским герцогством» со знаменательным эпиграфом: «Nil desperandum»; в этой брошюре Коллонтай доказывал, что Варшавское герцогство не может долго оставаться в союзе с Саксонией, но что оно или будет присоединено к какому-нибудь другому государству или послужит началом восстановления прежней Польши; не решаясь категорически высказываться в пользу последнего мнения, он находил все-таки, что Франция, проявлявшая много заботы по отношению к герцогству, делала это не за тем, чтобы впоследствии вновь отдать эту страну под ярмо прусского короля; как бы то ни было, — говорил Коллонтай, — «у нас не было земли, которую нам позволено было бы называть своею, ныне же мы получаем ее из рук великого Наполеона…; докажем сначала на этой частице земли, что мы достойны быть великим народом, и тогда у нас будет право доискиваться намерений этого великого человека и судить обо всем его творении». Юлиан Немцевич, общественный деятель, поэт и историк, призванный после установления герцогства на родину из Сев. — Ам. Соединенных Штатов и занявший пост секретаря сената и члена эдукационной палаты, написал «Предостережение для земляков на 1809 год»; он дает здесь полякам практические советы и старается примирить их с конституцией герцогства; доказывая ее благотворное значение для Польши, Немцевич заходит так далеко, что признает спасительными даже те постановления, которые лишали послов права произносить в палате речи, так как «эти бурные прения были полезны только велеречивым интриганам и лицам, состоявшим на жаловании у иностранных дворов и местных можновладцев». Отметим еще небольшой труд по статистике Польши Станислава Сташица, в котором этот патриарх польской демократии признает, что с образованием герцогства поляки «получили почву для вооружения и сплочения сил»; «весь народ, — говорит Сташиц, — должен действовать легальными и нелегальными, явными и скрытыми способами, чтобы в худшем случае сохранить если не все свое существо в целом, то, по крайней мере, народность, законы и учреждения».