Отечественная война 1812 года глазами современников - [63]

Я грустно шел к полуразрушенной стене, образующей угол улицы, как при повороте встретился мне пехотинец, который нес на плече четыре или пять пар сапог. Он кинулся на меня с криком: «Стой!» — «Что тебе нужно?» — «Отдай сапоги». — «Мои сапоги? Да ты богаче меня, у тебя их четыре или пять пар, а у меня всего только одна пара!» — «Мне все равно! — отвечал он нахально. — Они мне нравятся, и я хочу иметь их». — «Ты их не получишь». — «А кто ж мне помешает?» — «Я, черт возьми!» — воскликнул я, ругаясь не хуже опытного служаки и смотря ему прямо в глаза. «Ты француз?» — «Так же, как и ты!» — «В таком случае, здравствуй, земляк!» Он мне пожал руку и пошел далее.

Я продолжал свой путь и через несколько минут очутился против банка. В конце улицы я увидал несколько солдат, останавливавших редких прохожих и сажавших их на землю. Я понять не мог, что все это значило, как вдруг через улицу перешел полупьяный гренадер Старой гвардии, обнажил свою саблю и, подступая ко мне, сказал: «Эй, как тебя, эмигрант; давай сюртук твой и сапоги, я все хочу взять». — «Но, друг мой, я француз». — «Что мне за дело!»

Тогда я понял, что он не шутит. Однако я колебался отдать ему свой сюртук, и мне вовсе не нравилось возвращаться домой без сапог. Я старался оттянуть время, но гуляка начал терять терпение и направил уже свою саблю на мою грудь; я отвел удар палкою. Вдруг к нему на помощь подоспел его товарищ, отнял у меня часы, обшарил все карманы и забрал все, что ему приглянулось.

Но к величайшему моему удивлению, они внезапно переменились и из грубости перешли совершенно в мягкий и даже учтивый тон; эта перемена в моих приятелях произошла вследствие появления вдали трех всадников, генерала в сопровождении адъютанта и солдата.

Поравнявшись со мной, генерал остановился и спросил меня, русский ли я. Я отвечал ему, что я итальянец. «Что, эти господа отняли у вас что-нибудь?» — «Все, что на мне было, генерал!» Он пришпорил лошадь и вмиг догнал грабителей. «Негодяи! — закричал он им. — Разве город не довольно велик для грабежа, что вы нападаете на соотечественников?» Но так как они притворялись глухими, генерал отвесил ближайшему к нему солдату сильный удар плоскою частью сабли.

Они остановились и возвратили мне все, отнятое ими. «Все ли тут, сударь?» — «Все, генерал; я вам очень благодарен; но у меня есть еще большая просьба до вас, это — спасти мне жизнь, потому что господа эти стерегут меня и нападут на меня, как только вы исчезнете из виду». — «Не бойтесь, пойдемте со мной!» И он поехал по правой от меня стороне, адъютант — по левой, а солдат ехал сзади. «Вы говорите, что вы — итальянец. Почему же вы остались в России, когда знали, что объявлена война?» — «Но, генерал, живя долго в стране, имея семейство и дела, довольно трудно уехать, когда вздумается». — «Ба, это все отговорки». — «Нет, генерал, это истинная правда».

Мы проехали немного далее, потом генерал обратился к своему адъютанту и говорил ему на ухо. Несколько минут спустя последний спросил меня на чистейшем итальянском наречии, какой части Италии я уроженец. «Из Венеции», — отвечал я. «А! Я также из Венецианского королевства, я из Брешии».

Генерал тотчас стал чрезвычайно со мною вежлив. Он спрашивал, не могу ли я ему указать хороший французский книжный магазин. Я ему рекомендовал магазин Ри, как имеющего богатую библиотеку. Генерал попросил меня проводить их к этому книгопродавцу, что я и сделал, но мы никого не нашли. «Очень жаль, — сказал генерал. — Я везде ищу Записки Петра Великого[116] для императора Наполеона. Если вы встретите книгопродавца, велите ему прислать ко мне эту книгу, ему заплатят, сколько ему угодно».

Потом генерал был так добр, <что> проводил меня до дому, от которого мы были на расстоянии по крайней мере трех верст. Жена моя и я искренно благодарили его. Дней восемь или десять спустя я встретил его скачущего с генералами: Ланн, Дюронель и Жуберт. Он узнал меня и спросил, сгорел ли мой дом. «Увы! Да, генерал». — «Ах! Какая досада!»

До тех пор в этой части города, в Старой и Новой Басманных, где стоял дом князя, не появлялось никаких признаков пожара, и мы даже пользовались некоторым спокойствием; но на другое утро, около 10 часов, моя жена заметила невдалеке свет, который казался нам предвестником пожара. Руководясь этим светом, я пришел к месту, где начинал загораться дом, на площади, отделяющей Старую Басманную от Покровки.

Я остановился поглядеть на пожар, как ко мне подошли два солдата, тащившие на веревке измученную, несчастную корову, которую погонял другой, прося меня указать им, где находится лагерь их. «Знаете вы название местности?» — «Нет, гражданин». — «В таком случае невозможно вам показать дорогу; но количество военных, проходящих по этому направлению, заставляет предполагать, что вы на хорошем пути». Они поблагодарили меня и продолжали свой путь.

Через несколько минут я возвращался домой по тротуару вдоль церковной ограды Никиты Мученика, где было совсем темно, как я увидал человека, вооруженного палкой, который подкрадывался ко мне. «Разве ты не видишь, что это наш давний знакомый!» — услыхал я, и человек остановился. К счастью моему, товарищ узнал меня по светлому моему сюртуку орехового цвета, который резко отличался в темноте. Этот благородный цвет мне, может быть, спас жизнь, между тем как красный жилет был причиною смерти одного молодого человека, несчастную кончину которого я расскажу сейчас.