Отец - [178]

— Опять по-новому называешь меня, — рассмеялась девочка. — Вчера я была гигиндига, а сегодня какая-то кукузюха!

— Гигиндига потому, что ты вчера плакала, — Петр Кириллович скривил свое красивое с крупными чертами лицо. — Вот так: ги-ги-нди-га… — прогнусавил он.

— А что такое кукузюха?

— А вот что. — Отец ссадил дочку с колен и дал ей шлепка. — Иди работай.

Вошла средняя дочь со стопкой тарелок, тоже голенастая и в таком же платье, за ней Зоя Максимовна и Вика, и началось шумное приготовление к ужину. Потом Зоя Максимовна внесла на подносе два узких и высоких стаканчика с водкой и велела старшей дочери укладывать сестер спать, и дети ушли в комнату против кухни, видимо, детскую. Взрослые сели за стол.

Петр Кириллович наложив себе в тарелку из большого блюда нарезанных помидоров и огурцов, круто посолил, поперчил и, поддев на вилку кусок розового сала, поднял свой стаканчик.

Артем проделал то же самое.

— За наших супруг, — сказал Петр Кириллович.

— И детей, — продолжал Артем.

— Настоящих и будущих, — уточнил Петр Кириллович и одним глотком осушил стаканчик.

Зоя Максимовна сказала, что больше ничего на ужин не будет. Гостей не ждали, а для своих она ничего не варит и не жарит: жара, едят плохо, только киснет все наготовленное. Вика про себя похвалила хозяйку за ее простоту в обращении с гостями. Сама Вика почувствовала себя ничуть не стесненной с новыми для нее людьми. Зоя Максимовна сразу же открылась ей, как женщина прямая и добрая. Петр Кириллович по характеру походил на Артема, хотя и был лет на шесть старше. Вике было просто хорошо в этой семье, и она без стеснения ела салат из помидоров, показавшийся ей необыкновенно вкусным.

Солнце зашло. Оттого, что над столом горела яркая электрическая лампочка, темнота на дворе за окнами казалась уж совсем по-ночному густой, ветерок влетел в комнату легкий и чистый, прямо из степи донося запах хлебов, чебреца и полыни. И невольно Вике представлялась темная степь, до которой рукой подать в любую сторону от дома, и думалось, что вот эта комната, в которой сидят хозяева необъятных полей, — совсем крошечный, затерявшийся в степи мирок, но такой светлый, уютный и нерушимый, как оплот всей новой жизни в степи. «Наверное, пассажирам самолета таким же представляется их воздушный корабль, летящий ночью высоко и далеко над землей», — так думала Вика, прислушиваясь к разговору за столом, присматриваясь к директору и его жене. То, что она наблюдала, и было тем, с чего ей надо было брать пример в ее новой жизни.

— Это очень верная идея, — говорил Петр Кириллович, подкладывая себе в тарелку салат. — До сих пор мы были и есть производители и хранители. А мы должны стать только производителями хлеба, мяса, молока — всего, что нам положено давать стране. Возьмем тот же хлеб: прямо с поля, от комбайна — заготовителю. Сдал — и жми на производство, на хозяйство дальше. Центральный зернообрабатывающий пункт с крытым мощным током, сушилками, складами — это необходимая вещь! Мы уже начинаем закладывать бурты в поле. Как ни стараемся сделать по-хозяйски, а ведь погноим. Погноим. — Петр Кириллович увидел, что пересыпал себе в тарелку перцу и, подумав над этим, махнул кулаком. — Моя Зоя Максимовна, она плановик опытный, в экономике совхоза собаку, съела, только хвост остался. Она подсчитала, что за три последних года, из которых только один такой урожайный, как нынешний, а два так себе и даже хуже, — за эти самые три года средняя себестоимость зерна рублика на три, а то и на четыре на центнер будет ниже плановой. Этот рублик между тремя и четырьмя она на потери оставляет. Вот вам и подтверждение сказанного Хрущевым на Двадцатом съезде насчет рентабельности зернового хозяйства в районах, подверженных засухам.

— А как у вас с раздельной? — спросил Артем, взглядывая на ручные часы и на Вику.

Петр Кириллович зло рассмеялся.

— Жмут районные руководители: вали в валок, пока без обмолота. Рекомендации области в догму превращают.

— А мы будем начинать на днях прямым комбайнированием, — сказал Артем.

— И мы. Я, Артемий Александрович, думаю так: большой урожай — это хорошо, да есть в этом деле обратная неприятная сторона. Уборка такого урожая превращается в бесперспективную штурмовщину. Даже некоторые прямо говорят, дескать, нынче отличимся, а там опять годика два-три урожая ждать будем. Вот с чем сталкиваться приходится и, как говорится, игнорировать это, чтобы свое дело правильно делать. На основе правильного расчета и маневрирования техникой нужно уже наращивать молотьбу, а там и уборку прямым комбайнированием. Тогда и потери сократим.

— Не дадут тебе, Петя, — заметила Зоя Максимовна.

— Кто это не даст нам быть правыми?

— Смотрите, какой отважный, — обратилась к Вике Зоя Максимовна. — А как запишут за игнорирование указаний, эх, и пылить будет.

— От этого пыли в степи не прибавится, — ответил Петр Кириллович.

— Понимаете ли, — продолжала Зоя Максимовна. — Со всеми подчиненными мой супруг образец корректности. А дома как чуть что — распылится. Дома я уже для него не подчиненная.

Вика понимающе улыбнулась в ответ и подумала: «До чего же они откровенные. Наверное, оттого, что привыкли на виду у людей жить: вместе с людьми голод, и холод, и нужду, и богатство делили».