Отец - [177]

Но справа от дороги потянулась высокая зеленая плотина, за которой высились густые деревья.

— Это у них замечательное сооружение. Система орошения. Весной речку запирают, и чуть ли не озеро Байкал у них плескаться начинает. С бетонными водосбросами сооружение. Вот чего в степи мало у нас… — объяснил Артем и остановил машину у длинного беленного снаружи дома с двумя подобиями террасок вместо крылечек. — Но у них тоже свои болезни роста. Был когда-то карликовый совхозик. Теперь разросся. Земли уйма, а стройки нету. Новым совхозам лучше: они строятся, а такие-то ожидают, когда до них черед дойдет. — Он помог жене выйти из машины и взойти на терраску.

Дверь была открыта. Артем откинул марлевую занавеску в дверном проеме и крикнул:

— Дома есть кто? Можно войти?

— Пожалуйста, — послышался из глубины квартиры резковатый женский голос.

Артем вошел в сенцы и старательно вытер ноги о сырой половичок. Вика же просто скинула домашние туфли, в которых она выехала из дому, и поставила их у стенки в рядок с тремя парами детских обувок: она уже знала, что здесь, входя в чистые жилища, люди оставляют обувь у двери. А что в этой квартире было очень чисто, Вика определила сразу. В сенцах на специальном приспособлении висел рукомойник, и под ним стоял белый и чистый эмалированный таз; в углу были ведра с водой, покрытые чисто выструганными дощечками, справа от входа находилась кладовочка, и в приоткрытую дверь с первого взгляда было видно, что там тоже чистота и порядок. По отлично выкрашенному полу она вслед за Артемом прошла в небольшую прихожую и, направляясь прямо в большую ярко освещенную комнату, успела приметить, что направо от прихожей была комната, в которой окна занавешены шторами из плотной бумаги, а налево — кухонька. В кухоньке три девочки — старшей было лет двенадцать, а младшей лет пять — пили молоко с хлебом.

— С семейным визитом к вам, Зоя Максимовна! — сказал Артем, входя в довольно просторную комнату, судя по мебели, служившую семье столовой и чем-то вроде гостиной.

Зоя Максимовна, полная невысокая женщина лет сорока, с загорелым и миловидным чернявым лицом, увидев Артема, обрадовалась и, поставив на блюдечко электрический утюг, воскликнула:

— Артемий Александрович! — Она быстро оглядела Вику. — И с супругой! — Сразу поняв, в каком положении находилась Вика, Зоя Максимовна, уже не обращая внимания на Артема, уже считая его лишним при этой встрече женщин-матерей, устремилась к Вике. — Ах, какая вы отважная! Ну, садитесь же. Сюда, — она сгребла в охапку с диванчика стираное сухое белье и бросила на стол. Стараясь обнять Вику за талию, она усадила ее. — Отдохните. Хоть и на машине, а все же тридцать километров… — Она сама села на диван рядом с Викой и только после этого сказала Артему:

— Приехала-таки! — В этом ее восклицании будто прозвучала глубокая личная удовлетворенность тем, что случилось именно так, как она предвидела. — Да садитесь и вы, — бросила она Артему и уже деловито спросила Вику: — Давно у нас?

— Да более десяти дней, — ответила Вика, сразу почувствовав потребность в откровенности с этой женщиной.

— Третья неделя сегодня пошла, — уточнил Артем.

— Третья неделя! — испугалась Зоя Максимовна, отодвигаясь от Вики и оглядывая ее. И вдруг, что-то сообразив, торопливо подняла все бумажные шторы и распахнула створки всех трех окон, собрала со стола белье, унесла его в смежную комнату и после этого проскользнула в кухню.

— Ты, Тося, беги до Валентины Ивановны, скажи: дело есть важное, пусть зайдет. А вы начинайте салат делать, — отдала она распоряжение своим дочерям и, снова заглянув в столовую, позвала Вику умыться с дороги. — Безбожник вы, сколько времени супруга у нас, а он и не показал, — сказала она Артему.

Артему подумалось, что хозяйка укорила его за невнимание к жене. Во всяком случае, она проявляла такую заботу о Вике, будто та до этой минуты была начисто лишена внимания к себе, будто, приехав к Артему, Вика оказалась в труднейших условиях.

Из сеней послышался стук соска в рукомойнике, плеск воды и разговор женщин вполголоса; они говорили о чем-то таком, из чего Артем не сумел расслышать и словечка. Он подошел к раскрытому окну и, фальшивя, стал подпевать артистке, певшей из репродуктора песенку о ландышах и светлом мае. Тут его и увидел подходивший к дому директор совхоза Петр Кириллович.

— А! Пропащая душа, — сказал он мягким баритоном. Помахав рукой, он зашел за угол и через минуту его голос послышался в сенях: — Понимаю! Супруга Артемия Александровича! Рад, рад видеть. — Пошумев в сенях, скидывая сапоги, он вошел в столовую и протянул Артему руку. — Ну и правильно сделал, что жену к нам привез, — сказал он как-то по-отцовски; сел на стул, спросил: — Так каковы наши дела?

— Самые разные, — начал было Артем, но тут вошла младшая дочурка директора Соня, неся в обеих руках ножи и вилки. Она была голенастая, в коротком розовом ситцевом платьице и загорелая до предела.

Петр Кириллович взял у девочки ее ношу и со звоном бросил на стол.

— Ну как, кукузюха, день прожила? — Он посадил дочку на колени и прикоснулся губами к ее льняной головке с жиденькими косичками.