Отец Паисий мне сказал... - [26]
— Геронда, хочу, чтобы Вы мне объяснили, как понимать слова Евангелия: если глаз твой соблазняет тебя — вырви его, если соблазняет правая рука — отсеки ее.
— Это объяснили Святые Отцы — Святитель Иоанн Златоуст и другие. Как мне говорит помысл, речь здесь идет не о том, чтобы действительно вырвать себе глаз, а о том, что дело обстоит очень серьезно, что нельзя проявлять легкомыслие; эти слова указывают на всю серьезность ситуации.
— И потом: если у тебя попросят верхнюю одежду — отдай и рубашку, если…
— Отдай сначала пальто, а там посмотрим. (Смеется.)
— Хорошо. Но в чем тут смысл — не сопротивляться злу? Почему же мы тогда идем на войну? А если придет кто‑то, чтобы причинить зло твоим детям, твоей семье?
— Что касается войны, то она может быть только оборонительной. Никакая война не угодна Богу, но в данном случае Он прощает. Другой вопрос — сколько сейчас здесь путаницы и как некоторые все это представляют. А на войне каждый поступает в соответствии со своим внутренним устроением. Один и бьет, и убивает, а другой, имея более крепкую веру, — предает себя воле Божией.
— Значит, иметь веру и вручать себя Богу — это хорошо?
— Конечно. И как же помогает Бог! Да, конечно, иное дело, когда человек защищает семью, ближних… Но если он один и зло направлено лично против него? Как он ему противостоит в таком случае? Здесь‑то и проявляется его подлинное внутреннее устроение.
— Геронда, имеют ли силу заклинания, сглаз?
— Да, а как же! Если в человеке много зависти и злобы, он может сделать зло. Вот мой отец смастерил ручную мельницу, когда мы жили в Игуменице (думали, что навсегда там останемся). Пришел один человек. «Ба! — говорит. — Вещь на загляденье!» Не успел он это сказать — «крак — крак»: камень начал трескаться, так что даже ему самому, бедняге, стало неловко. Отец потом скрепил жернов двумя железными обручами.
И проклятия действуют, особенно если человек проклинает того, кто обошелся с ним несправедливо, если ему причинили боль. Один торговец (он мне сам об этом рассказывал без тени смущения) отправился как- то в район Преспы[56] в некое село за фасолью. Там жили две сестры — сиротки. Одна была совсем простодушная, он ее обманул, купил фасоль за пол цены. Приходит другая, а он уже все погрузил и готовился уезжать. «И как же ты Бога не боишься? — говорит она ему. — Мы ведь сироты. На что будем жить? Чтоб ты разбился!»
Он уехал, а немного спустя по дороге попал в аварию, потерпел убыток на двести тысяч драхм (тогда это были большие деньги) и сам едва не расстался с жизнью…
По соседству со мной жили три женщины, одна сирота, другая бедная (ее поддерживали родственники из Канады), третья богатая. Была там и одна пожилая вдова. Ей принадлежал мул, очень своенравный. Его в свое время неудачно оскопили, а это отрицательно сказывается на животных. Бедняжка пыталась как‑то с ним совладать, он все время срывался с привязи. Очень она с ним мучилась. Наконец нашла новую крепкую веревку. Во время оккупации достать веревку было непросто. Приходят эти три женщины, отрезают веревку по куску каждая, и мул убегает. И тут и там — повсюду искала его хозяйка. Сбилась с ног, но все- таки отыскала.
«Чтоб, — говорит, — на этой веревке поволокли ту негодяйку, которая ее взяла».
Богатая пошла к своему брату. У него был карабин, из тех, что оставили итальянцы, когда ушли. Думая, что карабин не заряжен, брат начал в шутку целиться в сестру. Вдруг грянул выстрел, он попал ей в шею — и женщина упала. На чем ее нести к врачу, носилок‑то нет? На лестнице. Привязать веревками! «Веревку! Веревку!» И вот одна ее подруга приносит кусок веревки, другая — второй кусок. Привязали ее тремя кусками. Потом мы узнали о произнесенном проклятии. Оно пало именно на эту богатую женщину, потому что у нее не было извиняющих обстоятельств, как у двух других. Она просила зеркало, чтобы взглянуть на себя, но ей не давали. Что там было смотреть, разорвало всю шею. В конце концов она скончалась и страданиями, которые перенесла, многое искупила. Это попустил Бог по Своей любви. Мы не знаем, каков будет Его суд.
— Геронда, если так обстоит дело с проклятиями, значит, имеют силу и добрые пожелания, благословения?
— Конечно! Когда они исходят из сердца. Ты делаешь добро, и тебе говорят: «Спаси, Господи». И это помогает, даже если тебя принимают за кого‑то другого.
Как в случае с Иаковом, которого благословил Исаак от всего сердца, потому что тот угодил ему, предложив блюдо из козленка[57]. Исаак хотел благословить старшего, Исава, который был охотником и приносил отцу дичь. Он рассуждал по — человечески. Но Исав был невоздержанным, постоянно распалялся похотью, как об этом говорится и в Великом каноне (св. Андрея Критского)[58]. Иаков был лучше, и, поскольку он помогал матери, она любила его больше. Бог вразумил ее сделать то, что она сделала, потому что Господь не мог благословить не имеющее чистоты — дать рост худому корню. Он так устроил, что Исаак был утешен и благословил от всего сердца Иакова.
И этот — святой, и тот — святой, и все — святые. Некоторые так говорят о ближних, стараясь о всех думать хорошо. Но тут дело в другом. Нужно отличать золото от меди, да и золото, как мне объяснял некто, бывает разное — от 9 до 24 карат. Потому что потом может получиться так: один будет поступать нехорошо, а другой, находя злу ложное оправдание, скажет: «Ну, раз это делает святой, значит, здесь нет ничего плохого». Нет, сталкиваясь со злом, надо говорить себе:
