Отец невесты - [7]

Синтия отрицательно покачала головой.

– Ничего подобного я ей не говорила!

– Значит, это сделал кто-то другой. Дайана была убеждена в том, что меня нет в живых. Когда я впервые созвонился с ней, она была настроена так скептически, что прежде, чем встретиться со мной, отправилась в Вашингтон, поискать мое имя на памятнике погибшим во Вьетнаме. Ты знала об этом?

Синтия опустила голову и уставилась на ковер. Она знала обо всем, хотя предпочла бы не знать. Дайана проявила настойчивость. Понадобились долгие часы бесед, объяснений и рассуждений, прежде чем дочь Синтии наконец успокоилась.

– О твоей «смерти» Дайана узнала от моей матери, – призналась Синтия.

– А ты не стала опровергать ее слова.

– Да, не стала.

– Напрасно.

– В отличие от тебя Дайана заявила об этом, не стесняясь в выражениях.

– Даже в разговоре с бабушкой?

– К ней Дайана отнеслась снисходительнее. Дайана всегда зависела от Гертруды в меньшей степени, чем я. Похоже, Гертруда ее побаивается. В некоторых отношениях они близки, но в целом Дайана держит Гертруду на расстоянии. Правда, она каким-то образом научилась сочувствовать Гертруде.

– А я – нет, – нахмурился Расс, – и вряд ли когда-нибудь научусь. Как она могла сказать моей дочери, что я погиб?

Синтия пожалела, что не может присоединиться к негодованию Расса: не опровергнув сразу ложь матери, она стала ее молчаливой союзницей.

– Такое объяснение было удобно для мамы. Все ее друзья знали о нашем браке. Все помнили, что родные отреклись от меня. Говорить о том, что ты ушел воевать, маме было легче, чем объяснять, что ты бросил меня. – Помолчав, Синтия сухо добавила: – Хоффманов никто не бросает. Нами дорожат.

Если бы Расс не был так поглощен гневом, он различил бы в словах Синтии самоуничижительные нотки. Однако он кипел, возмущаясь тем, что долгие годы его считали мертвым.

– Твоя мать ненавидела меня. С самого начала она считала, что я ни на что не гожусь. Чтобы доказать это, ей требовалось заявить только об одном: что я сбежал.

– Смерть на войне почетнее побега. – Синтия нахмурилась, вспоминая, что к тем же доводам прибегала сама шесть лет назад, споря с Дайаной. – Мама – гордая женщина. И руководствовалась не чем иным, как стремлением «сохранить лицо». Она ясно дала понять своим друзьям и знакомым, что я совершила глупость, выйдя за тебя замуж. Но как только я вернулась домой, мама поспешила оправдать меня. Она не стала оповещать о твоей смерти весь город – Боже упаси! Боялась, что ее уличат во лжи те, кто знал, что на самом деле ты жив. И, не вдаваясь в подробности, отвечала на вопросы лишь некоторых близких знакомых.

– Например, Дайаны… – пробормотал Расс, стараясь сдержать гнев. – Разве в детстве она не расспрашивала обо мне?

Синтия взглянула на него в упор.

– Она считала своим отцом Мэттью. Он официально удочерил ее, она носит его фамилию. Я сказала Дайане правду, когда ей исполнилось восемь лет.

– Как же ты объяснила мое отсутствие?

– Сказала, что ты не захотел жить с нами. Обычное объяснение.

Но Расс знал, как ведут себя дети, в особенности смышленые, к числу которых принадлежала Дайана.

– Неужели она не спрашивала, куда я исчез?

– Я сказала, что ты ушел воевать.

– Но к тому времени, как ей исполнилось восемь лет, война закончилась.

– Мама объяснила Дайане, что ты погиб.

– А разве она никогда не спрашивала об этом у тебя? В таком возрасте она наверняка засыпала тебя вопросами о моей смерти. Что же ты ей отвечала?

– Просто уклонялась от ответа. И никогда не говорила ей напрямую, что ты мертв.

– Но и ничего не отрицала.

Укоризненно взглянув на Расса, Синтия выпалила:

– В моем положении отрицать что-либо было немыслимо, особенно слова моей матери. Может, ты забыл, в какой нужде я жила? Меня вышвырнули из дома, от меня отреклись. У меня не было денег, кроме тех, что оставил ты. Тебе известно, что почти месяц после твоего исчезновения я жила в нашей прежней квартире? – При этом воспоминании на глаза Синтии навернулись слезы.

Гнев Расса мгновенно утих.

– Я же велел тебе отправляться домой!

– Мне нужен был не дом, а ты! – выкрикнула она, не обращая внимания на собственную несдержанность. Очевидно, Расс считал, что она без всяких проблем вернулась к роскошной жизни. Ему следовало узнать, сколько страданий она вынесла! – Я надеялась, что ты передумаешь и вернешься. Я любила тебя, а ты – меня. Мне хотелось верить, что со временем все уладится. А потом кончились деньги, и мне не осталось ничего другого, кроме как с покаянием приползти к матери.

– Она не заставила тебя долго каяться.

– К ее чести, она сразу приняла нас, – подтвердила Синтия, вновь обретая сдержанность. – Не стала попрекать меня прошлым. И, видя мое горе, взяла на себя многие мои обязанности. Вздумай она сказать, что ты умер где-нибудь под забором с перепоя, я не стала бы возражать.

– И ты позволила бы ей сказать такое Дайане?!

Синтия долго медлила с ответом. Ей хотелось отомстить Рассу за причиненную боль, но мстительность была не в ее характере. Наконец, устав от внутренней борьбы, она покачала головой:

– Вряд ли. Я не допустила бы, чтобы Дайана считала тебя никчемным пьяницей. И не разрешила бы оклеветать тебя.