Отец и сын, или Мир без границ - [45]
Я упоминал уже прелестного мальчика, того, который был влюблен и неразлучен с одной из девочек. Позже его мать рассказала нам, что на дне рождения (шестилетии) он вылил на нее и на гостей все самые скверные слова, которые знал. Владел к маю этим языком и Женя: сюда входила сортирная лексика с добавлением вариантов типа дурак, идиот, болван. По-русски он таких выражений не слышал, если не считать подхваченного в Остии у Петиного отца слова «дуралей», которое казалось ему грозным ругательством и от которого он образовал еще более грозное, на его взгляд, оскорбление дуралейчик. На детской площадке (естественно, в моем присутствии и полностью защищенный), встретив мальчиков гораздо более старших, чем он, он почему-то начинал задирать их. Те только смеялись и добродушно отругивались.
Меня пугала мысль о повторении недавнего визита. Я боялся еще одного скандала или позора по образцу зощенковской «Елки», кстати сказать, хорошо Жене известной из Никиного чтения. Но некоторые соседи уговаривали нас попробовать: ребенку важно быть иногда героем дня, ибо это укрепляет в нем уверенность в себе. Народ был зван на четыре. В половине пятого я пришел из университета и увидел зрелище неописуемой красоты: восемь детей с Женей во главе сидят за столом и чинно едят картофельный салат. У окна на полу выстроились машины (все были осведомлены о Женином вкусе); по углам пристроились родители и тоже едят. Чуть позже явился один из отцов и сделал массу снимков: Женя в новой пожарной каске, Женя перед тарелкой с салатом и прочее. В заключение был подан именинный торт, и Женя задул четыре свечи. А потом все разъехались по домам. Наступило лето, о котором я кое-что рассказал выше. Жене пошел пятый год, и все мы приблизились к первой годовщине приезда в Америку.
Глава шестая. Гигантские шаги
Смерть и бессмертие. Сын и коллега. Не пей за рулем. Кусочки сыра. «Щелкунчик». Изба-читальня. Петя и волк, Мцыри и барс. Не терзать душу дитяти. Литература и жизнь. Слова и вещи. Плата натурой. Между нами, мальчиками
Действие происходит на нашем университетском по дворье. Женя встречает знакомого. Собеседник – финн, отец двух детей. Диалог, естественно, ведется по-английски.
– Что у вас сегодня на ужин?
– Кукуруза.
– С маслом?
– Наверно.
– А что еще?
– Наверно, чай.
– С молоком и сахаром?
– Нет, только с сахаром.
– А что еще?
– Это все.
– Я люблю кукурузу и сладкий чай!
Вот тут-то соседу и крышка. Как честный человек он вынужден пригласить Женю в гости. Я с тоской (ибо знаю, что будет дальше) вмешиваюсь и говорю, что сегодня Женя будет ужинать дома. Слезы, вся известная ему ругань, топанье ногами – сцена, доставляющая удовольствие случайным зрителям, которые не любят преуспевших эмигрантов, какими бы у них дети ни были. В подворье, как говорилось, жил народ временный. Многие мечтали зацепиться за университет; почти никому это не удавалось. А я получил постоянное место. Такое никому не прощали, и пороки ребенка приносили некоторое удовлетворение.
Утром, когда Жене клали кашу или творог в тарелку, он закрывал глаза рукой, чтобы не следить за процедурой раздачи, а потом посмотреть и поразиться свалившемуся на него изобилию. Пока он сам с собой играл в жмурки, я искусно размазывал кашу по тарелке и с регулярностью автомата комментировал: «Что-то много получилось. Если не сможешь доесть, оставь». Но обычно он проявлял сатанинскую бдительность: «Почему папе так много вермишели? А мне можно еще хлеба? Это все мне?» И главный вопрос: «Кто будет облизывать ложку от меда? Сегодня моя очередь!» А то злобный плач до первого глотка: «Я не буду есть такую маленькую порцию! Ешь сам, ешьте сами, ешь мой хлеб, я не хочу!»
К нам в мое отсутствие по делу пришел человек. Ника зачем-то спустилась в подвал, и в этот момент Женя попросил гостя открыть новую банку с соком и налить полчашки. Тот, конечно, налил. Отчего же не выполнить просьбу ребенка? Его не удивило, что «ребенок» обратился к нему, а не к матери.
За час до обеда Женя шепотом (потому что прочно усвоил, что мы это ненавидим) сообщал: «Пора мыть руки». И шел наверх, где демонстрировал чудеса акробатики. Чтобы достать мыло, надо было буквально вскарабкаться по стене. Вернувшись вниз, он садился за пустой стол, сложив руки вместе и сцепив пальцы: он считал, что так внутрь не проникнут микробы. Время шло медленно, становилось скучно. Он начинал канючить: «Пора обедать. Я уже четыре раза сказал: „ПОРА ОБЕДАТЬ“. Мы никогда не будем обедать. А что на второе? Курица? А что к курице?» Ел он невероятно быстро, кончал первым, улыбался своей чарующей улыбкой и начинал упорную осаду: «Хочу еще». Зато в летней школе все обстояло прекрасно: обвороженные мамаши давали ему любую добавку: и хлеб, и сок, и жвачку, от которой он тоже не отказывался, хотя был прекрасно осведомлен, как мы относимся к этому продукту современной цивилизации.
