Отец и сын, или Мир без границ - [47]

Во время одной из прогулок мы наткнулись на здание с надписью Food School. Что за школа? Food значит «еда».

– Ну вот, – сказал я, – сюда мы и пошлем тебя учиться, и станешь ты пищевиком или поваром.

Женя неожиданно рассердился и даже заплакал.

– Я не хочу быть поваром!

– А что же ты хочешь?

– Я хочу, как ты, работать в университете. Давай вместе работать в одной комнате. Хорошо? И будем каждое утро ходить в университет за руку. Мы заработаем много денег и купим лодку и яхту и пластинку «Mэри Поппинс».

Как говорилось, для полного счастья Женя в то время нуждался в трех вещах (в указанном ниже порядке): в пластинке «Мэри Поппинс»; яхте, на которой нас однажды катали знакомые; и в моторной газонокосилке. Стать Жениным коллегой в университете я согласился. Эта перспектива казалась мне более заманчивой, чем поход на войну, где мы «трахнем» всех врагов по голове и сбросим их, еще живых, в Миссисипи, чтобы они, трахнутые, утонули.

Читаем у Толстого: «Была зима, но было тепло». Женя: «Ага, понимаю! Эти дети жили во Флориде». Верно: где же еще? Случилось так, что через многие годы он и переехал с семьей во Флориду. Там в самом деле зимой тепло, а в Миннесоте, не защищенной горами от ветров и Северного Ледовитого океана, стоит долгая, не всегда холодная, но снежная зима. В Америке миннесотскими морозами пугают маленьких детей, как букой, и к нам неохотно едут аспиранты, но верхоянские ужасы бывают только на севере штата, ближе к Канаде.

Ника получила водительские права, и мы обрели самостоятельность. То, что мы на своей первой машине не разбились, – чистая случайность. К счастью, в один поистине прекрасный день машина остановилась на красный свет и отказалась продолжать путь. Ее увезли прямо с перекрестка и сдали в утиль. Ника, в отличие от меня человек чрезвычайно компанейский и легко обраставший знакомыми, ездила на какие-то встречи одна. Женя напутствовал ее моими словами (ей ведь сидеть за рулем):

– Ника [не мама!], только ничего не пей!

– Почему маме нельзя ничего пить?

– Потому что у нее нет жажды.

На катке. Все говорят по-английски. Какая-то дама курит (февраль 1977 года; сейчас по всему катку были бы расклеены плакаты: «У нас не курят»).

– Женщинам не полагается курить.

– А я не женщина; я чудовище.

– Я не боюсь чудовищ, – с интонацией заправского Дон Жуана.

И еще:

– До свидания, Дебби-дурочка.

– Я не Дебби-дурочка. Я Дебби Джонсон.

– До свидания, Дебби-красотка!

Откуда это у него?

Из инсценировки «Малыш и Карлсон» (пластинка) Женя больше всего любил фразу: «Дело житейское». Сопоставляя разные летающие существа, он спросил меня: «Карлсон – эльф?»

Эльфы явились в его мир из финала «Дюймовочки» (тоже пластинка). Были у нас и стихи Маршака в исполнении Игоря Ильинского. В одном из них рассказано, как семья, погрузив весь скарб на грузовик, поехала на дачу, и им показалось, что из корзины выпрыгнул кот. Машину остановили и отправились на розыски, и все, кто отправился на охоту, вернулись с котом. Об одном из них сказано: «Хороший кот, пушистый кот, но, к сожалению, не тот». Долгое время Женя забирался на Никин стул и, устроившись сзади, трепал ее за волосы и приговаривал: «Хороший хвост, пушистый хвост, но, к сожалению, не тот».

А когда наш репертуар обогатился Крыловым, присказка сменилась другой: «За кошачье приняться ремесло».

– Вороне где-то Бог послал кусочек сыру.

– Как послал? В посылке?

Этот способ «почтового отправления» Жене был известен хорошо. Из Ленинграда приплыл нам медленным багажом чемодан детских книг. Его хватило ненадолго, но с тех пор, как мы обосновались в Миннеаполисе, от родителей шел беспрерывный поток детской литературы. Я уже писал, что, уезжая, не представлял себе, что в Америке можно было тогда купить любые современные детские издания, в том числе и уходившие дома на черный рынок. Не сразу (я думаю, через два-три года) узнал я и о существовании нью-йоркского магазина Камкина. Магазин этот впоследствии закрылся, но я купил по их каталогам целую библиотеку для Жени, «для всех» и по своей специальности. Цены были вполне доступными. Иди и покупай.

Кроме книг, детских и взрослых, медленным багажом мы послали в Америку огромное количество пластинок. В молодости я кончал музыкальную школу (рояль), играл и много позже, и к отъезду из Ленинграда у нас собралась хорошая коллекция моих любимых композиторов. Набросился я на пластинки в дешевых магазинах и в Миннеаполисе: оперы, симфонии и, конечно, детский репертуар, теперь уже англоязычный. Кто же знал, что великое достижение – долгоиграющие пластинки, заменит другой вид звукозаписи и интернет! Те пластинки до сих пор стоят у нас в шкафу. Привезли мы и кое-что из Чайковского. Случилось так, что нам подарили билеты на «Щелкунчика». Билеты оказались на галерку, и весь спектакль я продержал Женю на коленях. Не знаю, как в других городах, но у нас в декабре местная труппа неизменно ставит «Щелкунчика».

Сезон! Ни в одной библиотеке детского пересказа Щелкунчика не оказалось (все на руках), и пришлось довольствоваться либретто со множеством картинок. Его мы и прочли раз двадцать, а заодно немного послушали и музыку. Ни маленьких детей, ни подростков почти нет смысла водить в театр неподготовленными, а балет – самое условное из всех искусств. При мне (в России) взрослая женщина с высшим образованием жаловалась, что пошла на «Ромео и Джульетту» Прокофьева, так там за весь вечер ни словечка не проронили. А у Жени к зиме 1976 года даже начальное образование было неоконченным.