Отец Александр Мень: «Люди ждут Слова...» - [35]
Этот случай он привел в своем последнем интервью, за несколько дней до убийства. И добавил, что совсем недавно два или три человека покинули его приход, чтобы стать католиками. Тогда журналист спросил его, не думал ли он сам когда‑нибудь о такой возможности. Отец Александр ответил короткой фразой: «Для меня Церковь едина, и я не считаю это осмысленным»[178].
Он не одобрял переход из одной христианской конфессии в другую и считал, что межконфессиональные проблемы не могут быть решены индивидуальными переходами. Также он обращал внимание на то, что крупные и действенные центры католицизма находились вне России, в частности в Балтийских странах, и что в России гипотетический переход в католицизм не позволил бы вести активную церковную жизнь[179].
Препятствия, чинимые гражданской властью во всем, что касалось активной жизни верующих, не позволяли устраивать регулярные встречи между христианами разных конфессий, как это много лет уже было принято на Западе. Такого рода встречи могли носить только личный характер. Так, некоторые духовные дети отца Александра проводили летние отпуска на берегу Балтийского моря и пользовались этим, чтобы встретиться с литовским католическим священником отцом Станиславом.
Москву в те годы посещал известный католический священник отец Жак Лёв. В молодости, после рукоположения, он нанялся простым рабочим на завод в Марселе, чтобы свидетельствовать о Христе. Потом долго нес служение в бразильских трущобах. Вернувшись в Европу, создал в Швейцарии духовную школу для мирян. Отец Жак приезжал в Москву и с величайшими предосторожностями проводил на квартирах библейские семинары. На одном из них он познакомился с отцом Александром. Отец Александр знал, что отец Жак не думал об обращении людей в католичество. Напротив, он поощрял тех новообращенных, которые намеревались жить полнокровно в собственной православной традиции, составляющей неотъемлемую часть общего богатства единой Церкви.
Отец Александр встречался также с французской монахиней сестрой Магдаленой, которая, следуя пути Шарля де Фуко, основала Братство малых сестер Иисуса. Идеал жизни этой общины — годы безвестности, проведенные Иисусом в Назарете, в простой плотницкой мастерской. Малые сестры во всех концах земли разделяют жизнь самых бедных, самых обездоленных людей. Неся слово любви, сестра Магдалена странствовала по миру в грузовичке. Несколько раз она была и в России, останавливалась в туристических лагерях и молилась в церквах.
Следует упомянуть и об экуменической общине в Тезе, основанной протестантским пастором Роже Шютцем. В это небольшое село на востоке Франции в поисках смысла жизни стали приезжать молодые люди из разных стран мира. Община в Тезе стала центром большого молодежного движения, она пыталась установить связи и с молодежью Восточной Европы, несмотря на существовавшие тогда барьеры. Так, в семидесятые годы братья из Тезе познакомились с христианами России и, в частности, с духовными детьми отца Александра, который проявил внимание к опыту Тезе — как в деле примирения христиан, так и в работе с молодежью.
Среди духовных детей отца Александра было немало евреев. Вообще говоря, большое число евреев среди нового поколения христиан в СССР семидесятых годов можно считать удивительным фактом. Тут следует уточнить, что почти все они не получили никакого религиозного воспитания и росли в атеистической среде, равно как русские и представители иных национальностей, обратившиеся в ту пору. Часто их связи с еврейским народом были чисто этническими, порою они сводились лишь к пометке в паспорте, пресловутого пятого пункта. Подчас человек осознавал свою принадлежность к еврейскому народу только из‑за этой пометки. В дальнейшем стали пользоваться эвфемизмом: такой‑то не поступил в университет из‑за пятого пункта; а у такого‑то неприятности на работе, также по причине пятого пункта… При Брежневе антисемитизм под видом борьбы с сионизмом стал составной частью официальной идеологии.
В то же время в некоторых кругах, озабоченных возрождением русской национальной идеи, возник тезис, согласно которому преступления революции вменялись евреям. Надо лишь отличать хороших большевиков (русских) от плохих коммунистов (евреев). Антисемитизм показывал, по мнению отца Александра, желание части советского общества отмыться от ответственности за преступления режима и все свалить на козла отпущения. Для этого достаточно было отыскать особую категорию людей, пер сонифицировать их и сделать ответственными за грехи всего общества.
В качестве примера он приводил разрушение в тридцатых годах храма Христа Спасителя в центре Москвы. Постоянно подчеркивался тот факт, что приказ взорвать храм был отдан евреем Л. М. Кагановичем, одним из приближенных Сталина. Однако народ сопротивления этой акции не оказал, более того, сам участвовал в разрушении тысяч других церквей. На нем лежит часть вины, но признаться в этом очень трудно. Как бы то ни было, требовалось найти виновных, и евреи оказались идеальной мишенью[180].
В результате атеистического воспитания религия в СССР уже не была обусловлена национальной принадлежностью, как это бывало в прошлом. Подобно тому как русские не рождались православными, так и слово «еврей» не служило синонимом приверженца иудаизма. До революции крещеный еврей автоматически становился русским, теперь такого не было. Между тем многим крещеным евреям было не по себе в русском православии из‑за частого смешения православия с русскостью, а также из‑за антисемитизма части духовенства. Некоторые находили выход в католичестве. Для тех же, кто избрал православие, отец Александр был, несомненно, ближе многих других, как по духу, так и по происхождению. Он в высшей степени любил свою Церковь, страну, где родился, русскую культуру, которой он был стольким обязан и в которой прекрасно разбирался, русскую святость с преподобными Сергием и Серафимом Саровским, святителем Тихоном Задонским, русские иконы и великих русских религиозных мыслителей. В то же время он полностью признавал свою принадлежность к еврейскому народу и даже видел в этом «незаслуженный дар»
