Отец Александр Мень: «Люди ждут Слова...» - [33]

Отец Александр учил своих слушателей открывать присутствие Бога в мире. Все, что есть прекрасного и доброго в людях, все то хорошее, что они делают, — это от Бога, даже если люди этого не подозревают. Потому что человек создан по образу и подобию Творца. Мы должны научиться видеть сокровенное действие Христовой благодати в мире, говорил он. Мы никогда не должны отвергать добра, даже если его совершает неверующий. Напротив, мы должны этому радоваться.

Он не хотел, чтобы его духовные дети из числа новообращенных отрезали себя от жизни, подавляли свои стремления, переставали заниматься своей профессиональной или общественной деятельностью, что зачастую кажется весьма соблазнительным. Наоборот, вера должна освятить все то положительное, что было в их жизни. «Христианин в современном мире» — в этих словах, считал отец Александр, заключена целая программа. Если бы нам следовало вести себя как людям XIX века, говорил он, Бог сделал бы так, чтобы мы родились в XIX веке.

На этом он настаивал по двум причинам.

Во–первых, потому что в восточном христианстве очень большое место занимает аскетизм. Дурно понятый, он может выродиться в презрение к миру и привести к полному отказу от культуры. Эта тенденция описана Достоевским в романе «Братья Карамазовы»: монах Ферапонт, который проводил свою жизнь в постах и веригах, противопоставляет себя несущему традиции Оптиной Пустыни отцу Зосиме с его открытой духовностью. Непримиримый аскет, Ферапонт до такой степени ненавидит кроткого Зосиму, что, не колеблясь, устраивает после его смерти скандал у гроба покойного. Во–вторых, такой отказ от мира мог показаться новообращенным единственной формой христианской жизни и по той причине, что они с трудом находили себе место в системе советского общества. Часто они вынуждены были скрывать свою веру даже от близких и поэтому рисковали стать «внутренними эмигрантами», оказаться чужими в своей профессиональной и общественной среде. Когда мы общаемся с нашими друзьями, такими же, как и мы, христианами, не надо воображать, советовал отец Александр, будто мы под стеклянным колпаком. Находясь в церкви, не будем забывать, что мы принадлежим нашему времени и живем в этом мире. С другой стороны, на работе не следует подчеркнуто афишировать нашу принадлежность к христианству, но при этом всегда надо чувствовать себя членами Церкви и ни на минуту не забывать, что мы свидетели. Нужно, чтобы люди понимали, что мы немножко не такие, как все… Но так, чтобы в тот день, когда они узнают о нашей принадлежности к Церкви, это стало бы для нее честью.

Отец Александр писал:

«Я плохо понимаю резкое деление на «светское» и «религиозное». Для меня эти термины в высшей степени условные. Хотя в детстве мне объясняли, что есть «особенные» предметы и темы, но это скорей вытекало из условий жизни среди чуждых по духу людей. Постепенно это деление почти потеряло смысл, поскольку все стало на свой лад «особенным». Любая сторона жизни, любая проблема и переживание оказались непосредственно связанными с Высшим.

Жить так, будто религия остается каким‑то изолированным сектором, стало немыслимым. Поэтому я часто говорю, что для меня нет, например, «светской литературы». Всякая хорошая литература — художественная, философская, научная — описывающая природу, общество, познание и человеческие страсти, повествует нам об одном, о «едином на потребу». И вообще, нет жизни «самой по себе», которая могла бы быть независимой от веры. С юных лет все для меня вращалось вокруг главного Центра. Отсекать что‑либо (кроме греха) кажется мне неблагодарностью к Богу, неоправданным ущерблением, обеднением христианства, которое призвано пронизывать жизнь и даровать «жизнь с избытком». Мне всегда хотелось быть христианином не «при свечах», а при ярком солнечном свете»[163].

С особым вниманием отец Александр относился к культуре. Среди его друзей и духовных детей насчитывалось немало людей из мира искусства. В подлинном творчестве человек реализует Божий дар. Кстати, в одном византийском литургическом тексте сам Бог назван «изрядным художником». Любая творческая работа вписывается в Божественное творчество, продолжая его.

Однако работа, деятельность человека не должны быть самоцелью. Наша короткая жизнь — это школа вечности, объяснял в одной из своих проповедей отец Александр[164]. Наша душа, личность, сознание, все то, что есть в нас Божественного, должно расти и совершенствоваться.

Вот почему нужно избегать суеты, не давать увлечь себя потоку существования, надо уметь остановиться и прислушаться к Божьему зову.

Приглашая увидеть все прекрасное в мире, он отнюдь не смотрел на него сквозь розовые очки. Он отлично знал, как много в мире зла.

Однажды его спросили: «Существует ли дьявол?» Он ответил: «Увы! Я не только уверен, что он существует, но думаю, что в жизни это видно. Есть зло от несовершенства, от страдания, от невежества, от голода и от многих других причин… Но есть и зло, которое не имеет природного происхождения, сатанизм, сидящий в человеке, который пытался описать Достоевский… Оно — темное до конца, иррациональное до последней глубины… Мне кажется, что осатанение человека происходит не путем непосредственного заражения инфекцией зла, а путем открытия собственной воли навстречу этим темным силам. Всякий грех сначала человеком допускается, он открывает ему ворота, а когда сатана в нем поселяется и правит бал, тогда и рождается одержимость»