Отец Александр Мень - [45]

Еще лет в двенадцать прочел полные „Жития“ и тогда же понял, что сейчас нужно иное изложение. Особенно волновали меня проблемы евангельской истории…

Однажды в юности я пошел в Третьяковку, и мне попалось несколько картин Поленова — художника, который написал серию эскизных картин из жизни Христа. Среди них была одна: „Благословение детей“. Я вспомнил виденную мною в Николо-Кузнецкой церкви на стене живопись „Благословение детей“, где были изображены Христос в такой хламиде и дети — сияющие херувимчики, — ну, что-то такое сказочное, необычайно фантастичное, украшенное. А на картине Поленова — хижина с плоской крышей, белье висит, Христос, усталый, согнувшись, сидит на завалинке, и женщины робкие жмутся, ведут Ему за ручки детей. Я вдруг подумал, что так это происходило, именно так, без зримой помпы, без величия. Православные богословы для характеристики явления Христа употребляют даже специальный термин — они называют это „кенозис“ (по-русски это слово можно перевести как „умаление“, „уничижение“). Кенозис — это закопченное стекло, которое стоит между нашим глазом и солнцем: чтобы видеть солнце, надо смотреть в закопченное стекло. То же самое — когда Тайна Божия является нам: она должна настолько погасить, правильнее, „пригасить“ свой свет, чтобы мы могли ее увидеть».

«В 15 лет я уже осмысленно видел перед собой цель, которую атеисты могли бы назвать „религиозной пропагандой“, — рассказывал Александр Мень. — Знал весь курс духовной семинарии и академии. Но хотел получить настоящее образование. К тому же понимал, что семинария в то время была рассадником невежества».

Тогда же, в возрасте пятнадцати лет, по благословению матушки Марии Алик Мень начал прислуживать в алтаре церкви Рождества Иоанна Предтечи на Пресне, священником которой был отец Димитрий Делекторский, сохранивший добрую память об отце Серафиме (Битюкове). В те годы увидеть подростка прислуживающим в московском храме было событием исключительным… Впоследствии в этом храме Алик подружился со своим ровесником Кириллом Вахромеевым, семинаристом из Загорска, пришедшим в этот храм тоже в качестве алтарника. Этот семинарист станет впоследствии епископом Филаретом[46] — предстоятелем Белорусской Православной церкви. Теплые отношения сохранятся у них на долгие годы.

Библиотека, которую собирал Алик, включала множество редких книг, найденных им на рынках, в букинистических магазинах и раздобытых через ближний и дальний круг знакомых. В эти годы, помимо религиозно-философской литературы, Алик увлекался биографиями великих людей, особенно ученых. Постепенно ему удалось собрать большую часть из вышедших двухсот выпусков дореволюционной «павленковской» серии «Жизнь замечательных людей», которой он неизменно восхищался. На книжных полках в семье Меней эта серия соседствовала с купленными Аликом собраниями сочинений философов и мыслителей — например, с полным собранием сочинений Владимира Соловьева, портрет которого впоследствии всегда висел у него в кабинете.

София Рукова, бывшая регентом храма Сретения в Новой Деревне, рассказывает такой эпизод со слов отца Александра: «Школьником он очень любил службы в храме. Однажды, будучи учеником уже 9-го или 10-го класса, он один стоял на всенощной в любимом им храме Иоанна Воина, что на Большой Якиманке. Был поздний час 31 декабря, когда все люди заняты приготовлениями к встрече Нового года. А он просто забыл об этом!

Неожиданно он почувствовал на себе руку служившего священника и услышал его тихий голос: „Это хорошо, что ты любишь Бога, храм и богослужение. Но никогда ты не станешь настоящим пастырем, если радости и скорби тех, кто живет в миру, будут тебе чужды…“ Внезапно мир словно заново раскрылся перед ним. Он еще постоял немного, а затем вышел, полный невыразимой радости, словно Кто-то позвал его… С того дня он как бы заново родился: для людей страдающих, озабоченных, умирающих, лишенных веры, надежды и любви, и — для радующихся».

Основной круг общения пятнадцати-шестнадцатилетнего Алика Меня, помимо семьи, церковного круга и схиигумении Марии, составляли замечательные люди, его воспоминания о которых мы приводим ниже. Так, старинным другом семьи Меней, оказавшим большое влияние на Алика, был Борис Александрович Васильев. «Его приход был всегда своего рода праздником, — продолжает Александр Мень. — Хорошо помню его высокую фигуру, внушительные интонации, спокойную логику его рассуждений. Трудно было поверить, что над ним постоянно висит дамоклов меч. Это был не только человек глубокой веры, но и подлинный ученый. Все интересующие его проблемы он исследовал обстоятельно, неторопливо, придерживаясь строго выверенных методов и фактов. Он не изменял своим установкам, о чем бы ни шла речь: о Древнем Востоке, этнографии или литературоведении. Великолепно знал культуру Египта и Вавилона и часто рассказывал мне, тогда еще школьнику, о связи между Востоком и Библией. Помню, как однажды он читал мне древнеегипетский текст и объяснял, чем он отличается от Священного Писания и что у них общего. На суд Борису Александровичу я приносил и свои первые юношеские „опусы“.