Отец Александр Мень - [164]

Он любил и перечитывал раннего Маяковского. «Убежден, при всем богоборчестве он в душе — глубоко религиозен, пусть неосознанно. Нечто вроде библейского Иова, спорящего с Богом», — приводит Владимир Файнберг слова отца Александра о Маяковском. О прозе Андрея Белого батюшка говорил, что «в ней движется речь, а в прозе Пушкина — сама жизнь». С современной беллетристикой отец Александр также был прекрасно знаком и давал точные и глубокие характеристики отдельных героев из книг Грэма Грина, Жоржа Бернаноса, Мигеля Отеро Сильвы, Михаила Булгакова, Чингиза Айтматова, Юрия Домбровского. Например, в булгаковском Воланде отец Александр отказывался видеть сатану, считая совершенно нормальными его нравственные понятия.

Батюшка высоко ценил и часто рекомендовал прихожанам роман Жоржа Бернаноса «Дневник сельского священника», показывающий борьбу святости и пошлости в мире, окружающем священника, который стремится сделать жизнь своего прихода истинно христианской.

Отец Александр считал гениальными ранние произведения братьев Стругацких «Пикник на обочине» и «Улитка на склоне» и особенно любил зарубежную фантастику. «Фантастика раскрепощает ум, открывает огромные горизонты, позволяет в символической форме осмыслять большие философские и даже богословские проблемы, — писал он. — Возьмите, например, роман А. Азимова (человека нерелигиозного) „Конец вечности“. Он ведь направлен против притязаний человека заменить Промысл Божий. Или „Возвращение со звезд“ С. Лема. Там необычайно ярко описано „счастливое“ общество, где зло устранено механически. Без нравственных усилий людей. Вывод может сделать сам читатель…»

Детективную литературу отец Александр также читал для отдыха, но любил ее гораздо меньше, чем фантастику. «Я каждый раз оказываюсь на стороне преступника», — говорил он. Исключением в этом жанре были для батюшки любимые им рассказы Честертона о патере Брауне.

Александру Кунину после его крещения отец Александр рекомендовал прочесть рассказ Герберта Уэллса «Дверь в стене». Это трогательный философский рассказ о том, как в потоке дел и погоне за сиюминутным человек теряет вечное. Впоследствии батюшка сказал об Уэллсе, что все свои лучшие произведения он создал до 1917 года, когда заметно разбогател.

«Несколько раз мы говорили с ним о Данииле Андрееве, — вспоминает Владимир Илюшенко. — Когда я впервые упомянул „Розу мира“, он с улыбкой произнес: „Шаданакар“, „Олирна“, „Звента — Свентана“ (любимые андреевские термины). Отец считал, что Андрееву было дано подлинное откровение, но он восполнил недостающее своей фантазией и привнес в свои видения много субъективного, искусственного, наносного, ложного. Вообще же он хорошо относился к Даниилу Андрееву, но рассматривал его в основном как поэта. В „Розе мира“, полагал он, все-таки больше поэтической фантазии, чем ясновидения».

В одной из домашних бесед отец Александр заметил, что даже великим писателям не удалось подняться до уровня евангелистов, поскольку всё дело в том, с Кого они писали. Как некоторое исключение, батюшка высоко ставил «Хроники Нарнии», уточняя при этом, что «Льюис писал по модели». Именно отец Александр предложил Наталье Трауберг в тяжелый для нее период перевести «Хроники Нарнии» на русский язык и тем самым открыл российским читателям возможность знакомства с «Хрониками». «Лев Аслан из Нарнии — лучший портрет Христа в мировой литературе», — говорил батюшка.

Из рассказа Владимира Лихачева об отце Александре: «Он меня просто подключил к своей психике напрямую, просто „закоротил“. Мы так тесно были связаны, что я даже видел его сны и с удовольствием всем рассказывал самый плохой сон отца Александра. Я и ему его рассказал. При полной „подключке“ психики такое бывает. Отец Александр был книжником, а доставать книжки было очень трудно. И вот заходит он в „Лавку писателя“, что на Кузнецком. Там стеклянные двери, входишь — здесь два стеклянных прилавка. Он идет к левому. За прилавком продавец в виде приятной колышущейся белой массы. Он смотрит за стеклом книги и видит „Путями Каина“ Максимилиана Волошина; его не издавали. Колышущийся продавец поднимается, достает книжку. Отец Александр ее берет, переворачивает — и вот тут его перекашивает — там написано: „200 рублей“. Это по тем временам сумасшедшие деньги. Зарплата инженера была 120 рублей. Вот эта досада, которую он испытал от того, что он не может купить хорошую книгу, это было самое плохое, что я у него видел, даже не наяву, а во сне».

Отец Александр любил кино, но не любил ходить в театр, считая себя мало восприимчивым к театральному «лицедейству». Высоко отзывался о фильме Дзеффирелли «Иисус из Назарета», фрагменты которого широко использовал в одном из своих диафильмов. В ряде своих лекций отец Александр привел глубокий анализ творчества Андрея Тарковского, с которым учился в одной школе. Его фильмы «Андрей Рублев» и «Солярис» были очень близки батюшке, а фильм Тарковского «Зеркало» отец Александр считал своим самым любимым фильмом во всем мировом кинематографе.

Любимыми его художниками были Боттичелли, Джотто, Микеланджело, Каспар Фридрих, Поленов. Выше остального он ставил иконопись, и среди его паствы было немало иконописцев. Отец Александр близко дружил с замечательным иконописцем и реставратором Адольфом Овчинниковым