Отец Александр Мень - [135]
Очень важным для Церкви отец Александр считал появление как можно большего числа хороших православных священников. В середине 1970-х годов он считал, например, что отец Дмитрий Дудко открыто проповедует монархизм, что являет собой не религию, а политику, но с другим знаком. «А России нужны просто хорошие честные священники-труженики. Чтобы они могли просветить народ. Без идей-фикс. Просто учащие людей православию, приводящие их ко Христу. И ничего более», — приводит слова отца Александра Андрей Бессмертный-Анзимиров.
Однако отец Александр имел четкую позицию в отношении современной ему политики властей, а также правителей прошлого. В частности, сталинский «культ личности», по мнению отца Александра, стал возможен только в условиях духовного вакуума в стране: «Об исторических религиях можно иметь разные суждения и оценивать их по-разному, но в отношении культа Сталина двух мнений быть не должно, если мы не хотим снова вернуться в кровавый хаос. Пусть даже остаются теперь люди, которые напоминают нам, как бойцы шли в атаку с именем Сталина; очевидно, что они имели в виду вовсе не реального Иосифа Джугашвили, а политический фантом, суррогат извечной идеи божества»[211].
Говоря об истории Церкви в России, отец Александр отмечал, что и в более далеком прошлом Россия являла собой трагический пример подчинения Церкви государству: «Русская Православная Церковь с XVIII века находится под пятой самодержавного государства, которое делает все для того, чтобы эту Церковь растлить, унизить, сделать своим ручным псом, отравить ее. Главой Церкви объявляется император. Екатерина II пишет, что отныне она является главой Церкви. Священники становятся платными чиновниками государства, тайна исповеди разрушается: священники обязаны доносить о том, что им говорят на исповеди, если это касается государства. Дети духовенства не допускаются ни в какие учебные заведения, кроме семинарий. Разрушается вера, потому что она насаждается насильно»[212].
«Он не был политиком, — пишет Владимир Илюшенко, — но смотрел гораздо дальше политиков и видел то, что им было недоступно. Он очень точно оценивал социальную ситуацию. Его анализ был кратким, исчерпывающим и безошибочным. Все его предсказания сбывались. Христианский взгляд на мир позволял ему рассматривать земную жизнь как мистерию, как грандиозную битву Добра и Зла. Он как никто осознавал глубокое извращение человеческой природы, вытекающее из попрания духовного начала.
По своим убеждениям отец Александр безусловно был демократом, однако он не мыслил себе демократии без опоры на духовно-нравственный идеал. Именно поэтому он чрезвычайно высоко оценивал деятельность Андрея Дмитриевича Сахарова. Однажды он сказал: „Для меня Сахаров — знамение надежды. Наш мир и страна спасутся потому, что праведники есть. Они и спасают нашу страну и всю нашу Землю от гибели“»[213].
По мнению отца Александра, государство и Церковь должны существовать отдельно, однако Церковь должна иметь право голоса в моральной оценке конкретных действий правительства: «…Есть ли противоядие, способное предотвратить рецидивы „культа“? Думается, оно связано с честным и последовательным принятием принципа секулярного государства, которое служит интересам граждан независимо от их вероисповедания».
Отец Александр был непреложно уверен в том, что эпоха христианства только начинается в современном мире и что в христианской вере есть много новых, еще не открытых нами возможностей: «Христианство похоже не на печку теплую, а на какой-нибудь ядерный реактор, внутри которого происходят непостижимые для человека реакции, которые стимулируют огромные процессы, зависящие от этого ядра. Значит, такая цель — найти в себе истинное христианство; я подчеркиваю: найти в себе»[214]. Он верил в поступательный процесс эволюции веры человека: «…Для меня религиозное мировоззрение иначе не мыслится, как в плане эволюции»[215].
В этом отношении взгляды отца Александра очень близки к теории христианского эволюционизма Тейяра де Шардена, в котором, по собственному признанию, отец Александр нашел «родственную душу»: «Сосредоточивая свое внимание на будущем человека и Вселенной, Тейяр отнюдь не был отвлеченным мыслителем. Его подлинно христианский оптимизм заражен неистощимой созидательной энергией. Его доверие к бытию, доверие к Богу вдохновляет и вселяет надежду. Всё прекрасное, творческое, пронизанное любовью, что осуществляется на Земле, есть для Тейяра „знамение времени“, предвестие грядущего преображения. Он пророк прогресса, но не ложного, чисто внешнего, а устремленного к Царству Божию. Он видит эволюцию и развитие человечества глазами веры»
