Отдать швартовы! - [3]

Прожив в Ормузе осень и зиму, сэр Джонс вернулся назад в Москву. Тысячи опасностей, через которые он прошел, не охладили его пыл. За первым путешествием на Восток последовали другие. И каждый раз кованые сундуки «аглицкого» подворья на Варварке пополнялись самоцветами, которыми не погнушался бы любой государь.

Тем временем над Москвой сгустились тучи. Волей царя Ивана страна была брошена в омут опричных страстей.

Изменилось отношение и к английским «гостям». Им еще разрешалось торговать беспошлинно, но чувствовалось, что скоро придет этому конец. Русские купцы настойчиво требовали поприжать наконец англичан. Да и царь, у которого война быстро опустошала казну, не мог равнодушно видеть чужое богатство. Сэр Джонс твердо решил уехать из Московии и немедля начал свертывать свои торговые дела. Золото считалось заповедным товаром. Вывозить его за границу строго-настрого запрещалось. А у сэра Джонса было его немало, и расставаться с ним он не хотел. Поэтому его сообщникам не составило большого труда уговорить Арчибальда через Ладогу тайно уплыть в Ливонию.

Так и поступили. По Волхову поднялись в Ладогу, но, вместо того чтобы грести вдоль восточного берега, поставили струг носом на град Кексгольм, что на западном берегу. И возложили надежды на силу рук своих и судьбу.

Упала ночь. Русский берег пропал во мраке. Поднялся ветер. Осенью плавание по Ладоге ненадежно. Сэр Джонс с тревогой смотрел, как тучи черным пологом затягивают небо. Но путь оставался только один вперед. Тут-то и порешили его сотоварищи расправиться со своим хозяином и захватить его сокровища. Посчитав, что до ливонского берега уже недалеко, один из гребцов бросил весло:

— Пора, хозяин! Давай делить камушки! А не то…

Сэр Джонс понял его и вытащил из ножен кривой турецкий ятаган. Слуга не изменил ему и встал рядом. На струге, ухающем с волны на волну, началась ожесточенная рубка.

Сэр Джонс был уже немолод, но сабля по-прежнему оставалась страшной в его руке. К тому же противники не могли навалиться на него всем скопом, а один на один у них было мало шансов его одолеть. Гребец на корме, державший струг против волны, с испугом видел, что дело принимает плохой оборот. В полной растерянности он встал и оставил без присмотра кормовое весло. Струг тотчас же развернуло боком, и волна, ударив в борт, поставила его торчком. Сэр Джонс едва устоял на ногах. Заговорщик, только что стоявший против него, с душераздирающим воплем полетел в кипящую воду. А из кромешного мрака уже надвигалась вторая водяная гора.

«Шкатулка, моя шкатулка!» — подумал сэр Джонс, и в этот миг…

ПОДСЛУШАННЫЙ РАЗГОВОР

— Ну и надымили! — недовольно сказала мать, входя в комнату. Папа, закрой дверь. Своими разговорами вы мешаете Юрику учить уроки. И пожалуйста, дыми поменьше. Хоть бы догадались форточку открыть…

— Никто мне не мешает, — возразил Юрка. Взрослые всегда так: встревают как раз тогда, когда ты их меньше всего об этом просишь.

— Почему у тебя свет падает с правой стороны? — Мать все не оставляла его в покое. — Сядь так, чтобы тень от руки не ложилась на тетрадь. Не порти себе глаза.

Юрка крутился как на гвоздях, ожидая, когда она уйдет. С сэром Джонсом неизвестно что, а тут мать завела разговор про какую-то тень. Покончив с этим, очень «кстати» стала спрашивать, когда их отпустят на каникулы.

— Скоро! — закричал Юрка. — Отпустят, не беспокойся!

— Юра! — удивилась мать. — Ты последнее время стал какой-то нервный. Что с тобой?

— Ничего, — сказал Юрка и с досады лбом стукнулся о стол. Человек не знает, жив сэр Джонс или уже утоп, а тут начинают интересоваться твоей нервной системой.

— Ладно, ладно, — обиделась мать. — Я ухожу.

Только она отошла от стола, раздался звонок. Вошла соседка и сладким голосом запричитала:

— Юрочка, голубчик! Мы купили сервант. Помоги, пожалуйста, внести. Не откажи! Ах, какой у вас хороший мальчик!

Когда сервант был водворен на место, Юрка бегом бросился назад. Увидев, что дверь в комнату деда плотно затворена, он подкрался на цыпочках и приложил к ней ухо. Голоса звучали приглушенно, но слова можно было разобрать.

— Понимаешь, дедушка, — говорил Борька. — Произошло это примерно здесь. Но где точно, никто не знает. Столько времени прошло — попробуй найди. Я в прошлом году нырял-нырял — и ничего.

— Там глубоко?

— Порядком.

— Не отчаивайся, брат. Кто ищет, тот всегда найдет. Глядишь, и тебе повезет.

— Буду стараться, а там как выйдет.

— Да-а! — протяжно сказал дед. — Лет пролетело много.

Они помолчали.

— Ну, побалакали, и хватит. — Вставая, дед скрипнул креслом. Пойду-ка я куплю «Вечерку».

Юрка едва успел отскочить от двери и сесть за стол.

— А ты все сидишь? — удивился дед. — Ишь ты какой сегодня прилежный! За один день недельную норму отсидел.

Юрка обидчиво шмыгнул носом и промолчал. Вслед за дедом ушел куда-то и Борис. Мать хлопотала на кухне. Пытаясь сосредоточиться на услышанном, Юрка заглянул в комнату деда. На столике перед радиоприемником лежал скомканный клочок бумаги. Юрка повертел его в руках и развернул. На нем была лишь неровная замкнутая линия. Словно малый ребенок неуверенной рукой пытался начертить круг. Внутри круга стоял аккуратный крестик. Увидев его, Юрка чуть не лишился чувств. Торопясь как на пожар, он достал с полки толстую книгу и отыскал в ней карту Ладожского озера. Взглянул на нее, и замкнутая линия на клочке бумаги сразу перестала быть неуверенной и случайной. Борька отлично умел рисовать, и контуры Ладожского озера получились у него так, словно он пользовался копиркой «А что означает крестик?» — подумал Юрка, и тотчас в его ушах прозвучали недавно слышанные Борькины слова: «Я в прошлом году нырял-нырял — и ничего». А дед еще ответил. «Не отчаивайся, брат. Кто ищет, тот всегда найдет».