Отцы тьмы, или Иезуиты просвещения - [36]

В Грегорианском университете девушки допускаются только на один факультет — теологический, что сразу же резко ограничивает дальнейшую сферу их деятельности «чистой наукой». Но даже столь незначительное изменение в пользу женщин со стороны римской курии свидетельствует об определенных сдвигах в мышлении католической верхушки.

Появление в университете лиц женского пола благоприятно сказалось на общей атмосфере. Студенты-мужчины также получили большую свободу: была отменена полумонашеская форма, обязательная до того момента, им разрешили чаще покидать стены общежитий, причем сняли главное требование — выходить только группами, в главном здании комплекса появились бар и кафе. Словом, по возможности иезуиты, насколько смогли, приблизили свое учебное заведение к обычному вузу с сохранением, конечно, религиозной направленности предметов.

Процесс модернизации системы просвещения иезуитов протекает медленно и мучительно. Мало того, что ордену по природе своей трудно примириться с тем, что человечество не желает иметь на себе тех пут, которыми связывает его католическая церковь. Положение усугубляется еще и расколом внутри «Общества», где так называемые модернисты тянут в одну сторону, традиционалисты — в другую, а кое-как примирить их пытаются — третьи.

Эта внутренняя борьба ощущается во всем, в том числе и в деле образования. К сожалению, так называемые интегристы под неусыпным оком Ватикана зачастую берут верх, и старые методы, отжившие формы и традиционное содержание торжествуют в школах, колледжах и вузах иезуитов, стремящихся, быть может, более тонко, но неуклонно делать главное свое дело — готовить благонравных и беспрекословных «слуг господних».

Прав остался великий Гольбах. В своем «Карманном богословии», одном из лучших произведений мировой атеистической литературы, он глубоко проник в самую суть воспитательной «деятельности» иезуитов. Приведем его меткий афоризм дословно: «Воспитание». Христианское воспитание состоит в том, чтобы с самого раннего возраста внушать детям спасительную привычку мыслить наперекор здравому смыслу, верить всему, что им говорят, ненавидеть всех тех, кто не разделяет их веры. В результате государство получает благомыслящих и спокойных граждан, беспрекословно послушных духовенству».

К этой точной формулировке, как говорится, не убавить, не прибавить. Об этом свидетельствуют и те факты, с которыми мы познакомились на предыдущих страницах.

О времена, о нравы...

Представим себе, что читаем какой-нибудь испанский нравоучительно-воспитательный роман, написанный в XVIII или XIX в.

...Уже через час Хуан да Васко сидел в карете, увозившей его в Мадрид. Глядя на удалявшиеся стены замка, он предался воспоминаниям об отроческих годах, о первом знакомстве со своим наставником отцом Рикардо и орденом иезуитов. В его ушах сладостно звучал рассказ о святом Игнатии Лойоле.

Он мысленно проследил весь тернистый путь первого генерала «Общества Иисуса» от Венеции до Парижа, затем от Парижа до Рима и сердце его возрадовалось и преисполнилось решимости. Это даже неплохо, что он едет во Францию, там он осмотрит все столь милые его сердцу места, связанные с именем Лойолы и его первых учеников: Лефевра, Ксавье, Лайнеса, Бобадильи, Родригеса и других, счастливой участи которых он так завидовал.

Он и сам надеялся немало сделать для упрочения и процветания ордена. Недаром он столько времени провел за фолиантами последователей святого Игнатия. Он сделается исповедником четырех обетов, может быть даже провинциалом. И кто знает, не суждено ли ему стать когда-нибудь во главе «Общества Иисуса»? Ведь уже около ста лет генералом не был испанец.

На протяжении всего пути отец Рикардо с улыбкой поглядывал на своего воспитанника, словно по бумаге читая его мысли. Хитрый иезуит прекрасно знал, что сейчас дон Хуан предпримет новую атаку. Да Васко не заставил себя ждать.

— Отец сказал, что именно вы посоветовали ему отправить меня в Париж. Правда ли это, падре?

— Да, я тоже нахожу ваше рвение немного чрезмерным, сын мой.

Хуан отпрянул.

— Как, значит, и вы меня предаете?

Он растерянно посмотрел на своего духовного наставника.

— Может быть, вы одобряете моего отца и в отказе дать согласие на мое вступление в орден?

— Нет. Поверьте, Хуан, я всегда хотел, чтобы вы получили право называть меня не падре, а брат Рикардо. Но отцовская воля священна.

Он взглянул на своего воспитанника и улыбнулся.

— Не отчаивайтесь, сын мой. Что за беда, если вы не член ордена официально? Ведь это не помешает вам душой быть всегда с нами и даже исполнять некоторые наши поручения. А что касается вашего рвения, то оно не только не приносит пользы делу, но даже иногда вредит ему. Главное наше орудие в гибкости, в том, что мы можем растворяться в толпе, словно индейцы, и наносить невидимые удары, в сердце же своем храня при этом непоколебимую и первозданную чистоту веры. Вы, вероятно, плохо понимаете Бузенбаума, одного из самых любимых своих авторов, и совсем не знаете кодекса нашей морали. Мы не совсем обычные служители бога и не псы, а воины его. Поэтому далеко не случайно то, что нам не вменяется в обязанность посещать богослужения и носить монашеское одеяние. Наоборот, мы ничем не должны отличаться от окружающих нас людей. Тайна нашей принадлежности к ордену делает нас гораздо сильнее.