Н. Анастасьев
Дискутируя о проблемах развития современной зарубежной литературы, мы, как правило, умозаключаем, имея в виду лучшие образцы и, напротив, оставляя в стороне многотиражные боевики, которые, раз появившись, тут же, в огромном своем большинстве, благополучно оседают на дно потока. Это как будто законно. Но вспомним известную мысль Пушкина: «Скажут, что критика должна единственно заниматься произведениями, имеющими видимое достоинство; не думаю. Иное сочинение само по себе ничтожно, но замечательно по своему успеху или влиянию; и в сем отношении нравственные наблюдения важнее наблюдений литературных».
Это соображение классика весьма поучительно и для наших дней. Массовая беллетристика, или китч, как сейчас принято говорить, точно, эстетически ничтожна, однако же оказывает немалое воздействие и на людей, и на самое литературу. Потому бывает полезно, не упуская из вида вершин (в сегодняшнем представлении — вершин), обращаться к популярному чтиву. Особенно ощутима потребность в таком взгляде, когда безликий и неподвижный, лишь в ширину раздающийся слой начинает колебаться, обнаруживая признаки качественных перемен. Именно такой момент мы наблюдаем сейчас, во всяком случае применительно к массовой беллетристике США, о которой и пойдет речь.
Относительно недавно, десять — пятнадцать лет назад, книжный рынок был густо насыщен сочинениями откровенно эротического свойства. Не слишком заботясь о связности изложения, а еще менее — об изяществе стиля, авторы бесхитростно нанизывали одно на другое любовные приключения, в которых если что изменялось, то только имена партнеров. В качестве гарнира предлагалось описание разного рода наркотиков, а также насилия (или, наоборот, насилие выдвигалось на передний план, а секс составлял плотный фон). Это было чтиво в наиболее откровенном выражении, словесная форма порноиндустрии. Оно выдвинуло своих кумиров, прочно удерживавших внимание публики, — Жаклин Сьюзен, Генри Саттон. Одновременно образовался и быстро набрал силу другой поток массовой беллетристики. Паразитируя на распространившихся в обществе настроениях социальной апатии, душевной неустроенности, книжный бизнес принялся тиражировать разочарованных персонажей, контрастно противостоящих победительным героям недавнего прошлого.
Соответствующим образом осуществлялась «эстетическая» перестройка китча. Отказываясь от элементарного жизнеподобия, натурализма, иные авторы принялись усердно эксплуатировать современную технику — внутренний монолог, поток сознания, контрапункт и т. д. Так что рецензентам подобного рода литературы приходилось в поисках аналогий обращаться к таким фигурам, как Беккет, Феллини, чуть ли не Достоевский.
Само собой разумеется, подлинные переживания на страницах массовых романов подменялись суррогатами чувств, а стилистика при всей своей «усложненности» отдавала убийственным примитивом (это хорошо почувствовал Джон Гарднер, включив в свой роман «Осенний свет» злую карикатуру на китч). Впрочем, надо отдать должное авторам: они, в общем, и не стремились скрыть совершенную мнимость созидаемого мира, как не утаивали и того, что использование разного рода приемов — всего лишь дань моде, своего рода литературный манок.
Вот это легкое, даже циническое отношение к собственной деятельности, а равно к читающей публике было, пожалуй, той неизменной чертой, которая объединяла массовых беллетристов, на каком бы тематическом пространстве они ни упражнялись. Одни откровенно апеллировали к элементарным инстинктам, другие столь же откровенно — и жалко — мельчили реальные коллизии действительности, третьи, обнажая «социальный заказ» и ничуть не веря в истинность изображаемых картин, занимались промыванием мозгов в антикоммунистическом духе. Но ни у кого, в том числе у лидеров, не было и тени амбиций, социальных и творческих, никто не думал о сколько-нибудь заметном положении в обществе и литературе, вполне удовлетворяясь ролью потешников, развлекающих либо цинично обманывающих непритязательную и доверчивую аудиторию.
На наших глазах ситуация заметно меняется. Конечно, и ныне эротика сохраняется в арсенале дешевой литературной продукции. И с прежним усердием сочиняются антисоциалистические пасквили, в которых от романа — только титульный подзаголовок. Но осуществляется перегруппировка сил, в результате которой вчерашние шуты все чаще превращаются в идеологов, претендуя на роль властителей дум, духовных лидеров общества. Если раньше массовая беллетристика воздействовала, как сказал бы Фолкнер, на гланды, то теперь стучится в сердца. Если раньше действие разворачивалось на пятачке времени и обладало предельно актуальным характером — день, год, — то ныне оно вытягивается в историческую перспективу, захватывая века. Коротко говоря, массовая беллетристика явно стремится найти общественное признание как эпос народной жизни.
Подобный сдвиг объясняется, как нетрудно понять, внелитературными причинами: сегодня, как и всегда, массовая культура обнаруживает самую непосредственную зависимость от господствующих идей времени, в данном случае — от идеологии и практики неоконсерватизма. Тут нет ни возможности, ни нужды обсуждать это явление, его политические, экономические, иные аспекты сколько-нибудь подробно — существует обширная специальная литература. Обратим внимание лишь на одну особенность, имеющую прямое отношение к нашей теме. Решительно разрывая с либеральной традицией в американской общественной жизни, идеологи неоконсерватизма (публицист И. Кристол, редактор журнала «Комментарии Н. Подгоретц) конструируют