Отчуждение - [31]

Был такой случай. Мы с Сергеем стояли в наряде. Прискакал в казарму кореец и стал спрашивать, какого хуя мы не на плацу. А вышло так, что дежурный по роте, перед тем как уйти на боковую, велел своему помощнику не отпускать нас. Мы наблюдали в окно как начинался развод. Из строя прибежал посыльный, и передал приказ комбата о том, чтобы нас с барабанами срочно на плац отправили, а самого помощника – на тумбочку. После того, как мы отыграли, невзирая на попытки срыва, комбат подошёл к нам и спросил:

- Почему не прибыли на плац?

- Мы стояли в наряде.

- Какой наряд?! Есть приказ, что в понедельник вы должны стоять на плацу с барабанами. И ни в какие наряды вас ставить не должны!

- Товарищ полковник, нам помощник дежурного по части приказал нести службу в наряде.

- Позвать сюда помощника дежурного, бегом! – приказал комбат проходившему мимо солдату.

Через минуту издалека выходило толстое, суетливое тело. За 10 метров перешло на строевой шаг и, почти заикаясь, произнесло:

- Товарищ подполковник, прапорщик Дергач по вашему приказанию прибыл.

- Вольно, товарищ Дергач! Ты какого хуя ребят не отпустил на развод?

- Так мне дежурный по роте ск…- стал было оправдываться он, но не успел договорить.

- Отставить, - прервал его оправдания комбат, - по понедельникам они должны, как штык стоять на плацу с барабанами, а не в наряде! И два раза в неделю у них репетиция. Вам ясно? (обратился он уже к нам).

- Так точно, - ответили мы.

- В следующий раз, если в понедельник не появитесь на плацу в составе оркестра, я посажу вас на Губу за неисполнение приказа. То же самое касается и репетиций. Каждый четверг и понедельник до обеда ваша работа – оркестр. И если вам ротный, Дергач, или ещё какая-нибудь хуйня прикажет строить заборы, убирать территорию, копать ямы – посылайте смело их нахуй, и докладываете мне, а я уж с ними разберусь, как надо. А теперь - вперёд заниматься!

Как же были злы и недовольны ротный, старшина и сержанты. Долгое время они ещё не могли смириться с нововведением, но пришлось. Леон, конечно же чаще всех из-за этого после ужина отправлял нас на чистку картошки. Но зато у меня появились ключи от каморки с инструментами. И, можно сказать, я стал неформальным каптёрщиком. Поскольку у официального «случайным образом» пропадали чужие вещи, причём неоднократно. Поэтому многие оставляли свои пожитки у меня. Я никогда никому в этом не отказывал. Два раза в неделю отныне мы до обеда сидели в комнате и стучали на барабанах. Через полчаса самому корейцу наскучивало это занятие, и он, уходя, говорил: «Занимайтесь». Ну и мы «занимались»: спали, гоняли чаи, позже стали слушать музыку, поскольку кореец убедил комбата в том, что на репетициях нам необходим магнитофон...

Иногда мы отправлялись в другую часть, где играли на торжествах и церемониях. На церемонии я чуть не заснул, и надоело 50 раз подряд исполнять туш. Но всё же лучше, чем подметать территорию…

Но самым выгодным мероприятием для нас были похороны. В нищенском, военном городке, очень часто умирали старые офицеры в отставке. Хотя один раз мы побывали на похоронах у молодого десантника, погибшего, после неудачного прыжка с парашютом. Мы играли похоронный марш. И это была, по армейским меркам, синекура: нам перепадали бутерброды и закуски, а после похорон Кореец честно выплачивал нам небольшую сумму денег, превышающую, впрочем, солдатскую зарплату в 3 – 5 раз. Цинично прозвучит, но для нас чьи-то похороны, означали свободный и удачный день…

Помимо музыкального, у меня был ещё один способ проёбываться от физических работ. Я владел компьютером в отличие от остальных. Иногда звонил майор Кривенцов и велел ротному после развода отправить меня к нему на работу. Там он сажал меня за компьютер и давал задание забивать базы данных. У меня была стопка карточек и я не спеша забивал фамилии, даты рождения, и имена служащих в части. Офицерьё постоянно заглядывало (а сидел я в кабинете командира части), и удивлённо на меня смотрело. Заглянул как-то раз старший лейтенант Мелешков. Нелепый персонаж. Лицо его было настолько смешным и странным, что его даже невозможно описать – только увидеть. На ум приходят только два слова: толстое и вытянутое вперёд. Он служил уже давно, был предан армейскому делу, на разводе старательней всех вышагивал, и жаловался на то, что вот уже всем звания повысили, а ему уже три года капитана не присваивают. Такие, как правило, больше всех начинают строить из себя боссов и придираться к подчинённым по мелочам, стоит им только скакнуть немного выше. В общем, как только он увидел меня, громко спросил:

- Солдат! А вставать не надо, когда офицер заходит?

- Если я буду перед каждым офицером, заходящим сюда вставать, - не отрываясь от работы, сказал я, - то мне некогда будет заполнять базы данных.

Он открыл рот, чтобы выпалить возмущение, но ничего на ум ему, по всей видимости, не пришло, и он закрыл варежку. Любопытство не оставляло его, и он с интересом стал смотреть на карточку, которую я держал в руках, и не мог разобрать написанную фамилию.

- Что ты её держишь? Читай что написано!