Отчуждение - [22]
- Два года ещё хуйня! Я вот уже 20 лет служу! И сам видишь, живём мы в таких же точно условиях, что и вы. И не возмущаемся. И тоже редко бываем дома, командир нас не отпускает. Только у нас ещё жёны и дети есть. И их кормить надо.
- По-вашему это нормальная жизнь?
- Это служба, академик! Но тебе этого, видимо, не понять.
- Дерьмо это, а не служба!
- Ай, что с тобой толку разговаривать! Ничего, скоро в казарме начнёте жить, дедушки тебе покажут службу. И не таких ломали!
Ежедневно мы въябывали по-чёрному, как проклятые рабы. Но самое худшее было - работа с дедами.
Одну неделю нас возили на уборку картошки в совхоз. Я ненароком вспомнил период во время учёбы после школы… Целый месяц я тогда занимался такой же работой, слушал музыку, но тот период казался теперь просто сказочным и волшебным, по сравнению с нынешним. Дедки и черпаки кричали: «Живее, быстрее!», подгоняли пинками. Они не хотели работать, считая, что им не положено по сроку службы, однако их тоже заставляли убирать картошку и морковку, отчего они злились ещё больше. Они считали, что мы, глядя на то, как они работают, обязаны вкалывать в четыре раза быстрее и больше. Так, когда «череп» стоял в грузовике, принимал вёдра с картошкой, крикнул мне:
- Ты чо? Одембелел? Так невысоко поднимаешь! Я чо, должен ещё нагибаться, чтобы принять у тебя ведро?! Совсем расслабились, душары!
Появлялся регулярно и подполковник в гражданском. Выделив для себя ещё при погрузке кирпичей тех, кто наиболее шустро и старательно грузил, он забирал их с собой. «Шустрые» поначалу радовались этому, потому что работали в отрыве от дедов. Увозил подполковник их к себе спозаранку на дачу, которую, собственно, они и строили ему, а привозил поздно вечером. При этом чем дальше, тем больше он наглел и требовал от них усердия и скорости. Даже не возил их на обед, привозя из столовой оставшуюся кашу и чай. Делал он это из одного соображения – как можно больше выжать из бесплатного, рабского солдатского труда. И не терял драгоценные минуты на перевозку их от дачи до части. Он даже не позволял им перекуривать, всё торопил. Держал их у себя до позднего вечера. Звонил в часть, и просил оставить порции в столовой. Пару раз еда заканчивалась до их приезда, и они, измотанные после работы, ложились спать на пустой желудок.
По сравнению с госпиталем и учебкой питание было скудное. То ли повара воровали, то ли снабжение недодавало а, скорее всего – всё вместе. Порции, порой, были буквально размазаны по тарелкам. Чувство голода, усталости и желания спать не покидало нас в течение всего дня. Из столовой мы выходили голодные, словно ничего не ели. А потом деды, отдавая по традиции масло, стали забирать у нас порции. Были случаи, когда кто-то из нас выходил на улицу, так и не поев.
- Виноградов, ко мне! – подзывал к себе один говнистый сержант солдата моего призыва, - расскажи мне, как ты живёшь?
- Лучше всех! – с готовностью отвечал тот.
- А почему ты такой дохлый урод? А?
Молчание.
- У тебя баба есть?
- Да.
- Пиздишь!
- Нет.
- И ты с ней гулял?
- Да.
- И где ты с ней гулял?
- По Невскому проспекту.
- А тебе не стыдно было, такому чму, гулять по Невскому? - произносил гопник-сержант, скривив противно своё ебло, и ударил Виноградова в грудь, а потом по лицу ладонью, - я тебя если на гражданке встречу, гуляющим по Питеру, отпизжу так, что ты больше никогда не захочешь позорить мой город своим появлением. Ты поэл меня?!!
В казарме была гитара. Я как-то раз взял её и стал что-то наигрывать. На меня обратили внимание.
- Чо, играть умеешь? Спой что-нибудь, чтобы душа развернулась, и снова свернулась.
Я спел Beatles “Yesterday”, потом ещё что-то из Боуи.
- Ты что, английский что ли знаешь? – спросил кто-то из дедов, - Пиздани-ка что-нибудь на английском.
- What do you want to hear from me? – спросил я.
- Ааа, ебать! - воскликнул он на радостях, - Ни хуя себе! А чо ты сказал? Переведи!
- Он сказал, что ты душара, - пошутил кто-то из соплеменников, и заржал над своим остроумием.
- Что ты хочешь услышать от меня, – перевёл я.
Один сослуживец моего призыва, недовольно глядел на меня и злобно произнёс: «А м е р и к а н е ц».
- Такие, как ты, - заявил он, - и продали Родину!
- Каким образом? – поинтересовался я.
- Таким что служить не хочешь, и песни поёшь американские.
- Битлз – англичане, - уточнил я.
- Какая разница? В этих песнях они обсирают Россию! Ты пользуешься тем, что мы не знаем, о чём ты поёшь, ну я то знаю…
- Да им, плевать, в общем-то, на Россию. Поют они совсем о другом.
- И тебе тоже плевать. Ты не патриот, раз поёшь такие песни.
Ему бесполезно было что-то доказывать. Я и не стал.
А во время вечерней прогулки деды придумали новую забаву:
- Американец, на английском песню за-пе-вай!
И я запел песню Дэвида Боуи:
Wake up you sleepy head
Put on some clothes, shake up your bed
Put another log on the fire for me
I've made some breakfast and coffee
I look out my window what do I see
crack in the sky and a hand reaching down to me
All the nightmares came today
And it looks as though they're here to stay
What are we coming to
No room for me, no fun for you
В основе первого романа лежит неожиданный вопрос: что же это за мир, где могильщик кончает с собой? Читатель следует за молодым рассказчиком, который хранит страшную тайну португальских колониальных войн в Африке. Молодой человек живет в португальской глубинке, такой же как везде, но теперь он может общаться с остальным миром через интернет. И он отправляется в очень личное, жестокое и комическое путешествие по невероятной с точки зрения статистики и психологии загадке Европы: уровню самоубийств в крупнейшем южном регионе Португалии, Алентежу.
Роман греческого писателя Андреаса Франгяса написан в 1962 году. В нем рассказывается о поколении борцов «Сопротивления» в послевоенный период Греции. Поражение подорвало их надежду на новую справедливую жизнь в близком будущем. В обстановке окружающей их враждебности они мучительно пытаются найти самих себя, внять голосу своей совести и следовать в жизни своим прежним идеалам.
Повествование ведёт некий Леви — уроженец г. Ленинграда, проживающий в еврейском гетто Антверпена. У шамеша синагоги «Ван ден Нест» Леви спрашивает о возможности остановиться на «пару дней» у семьи его новоявленного зятя, чтобы поближе познакомиться с жизнью английских евреев. Гуляя по улицам Манчестера «еврейского» и Манчестера «светского», в его памяти и воображении всплывают воспоминания, связанные с Ленинским районом города Ленинграда, на одной из улиц которого в квартирах домов скрывается отдельный, особенный роман, зачастую переполненный болью и безнадёжностью.
Роман «Площадь» выдающегося южнокорейского писателя посвящен драматическому периоду в корейской истории. Герои романа участвует в событиях, углубляющих разделение родины, осознает трагичность своего положения, выбирает третий путь. Но это не становится выходом из духовного тупика. Первое издание на русском языке.
О чем моя книга? О жизни, о рыбалке, немного о приключениях, о дорогах, которых нет у вас, которые я проехал за рулем сам, о друзьях-товарищах, о пережитых когда-то острых приключениях, когда проходил по лезвию, про то, что есть у многих в жизни – у меня это было иногда очень и очень острым, на грани фола. Книга скорее к приключениям относится, хотя, я думаю, и к прозе; наверное, будет и о чем поразмышлять, кто-то, может, и поспорит; я писал так, как чувствую жизнь сам, кроме меня ее ни прожить, ни осмыслить никто не сможет так, как я.
Новая история о любви и взрослении от автора "Встретимся на Плутоне". Мишель отправляется к бабушке в Кострому, чтобы пережить развод родителей. Девочка хочет, чтобы все наладилось, но узнает страшную тайну: папа всегда хотел мальчика и вообще сомневается, родная ли она ему? Героиня знакомится с местными ребятами и влюбляется в друга детства. Но Илья, похоже, жаждет заставить ревновать бывшую, используя Мишель. Девочка заново открывает для себя Кострому и сталкивается с первыми разочарованиями.