Отчаянные характеры - [2]

Описывая этот драматический момент как серию телодвижений, словно под микроскопом, Фокс дает пространство каждому аспекту многогранной личности Софи: ее либеральности, ее привычке к самообману, ее уязвимости и прежде всего ее самосознанию замужней женщины. «Отчаянные характеры» – редкий пример романа, в котором в равной мере представлены обе стороны брака: и ненависть, и любовь; и она, и он. Отто – мужчина, который любит свою жену. Софи – женщина, которая в шесть утра понедельника выпивает рюмку виски и смывает грязную воду в кухонной раковине, «издавая громкие детские звуки отвращения». Отто достаточно жесток, чтобы сказать: «Желаю удачи, приятель», когда Чарли уходит из фирмы; Софи достаточно жестока, чтобы спросить его позже, почему он это сказал; Отто в ужасе от того, что она это спросила; Софи в ужасе от того, что привела его в ужас.

Когда я впервые прочитал книгу «Отчаянные характеры» в 1991 году, я влюбился в нее. Мне показалось, что она определенно превосходит все романы современников Фокс – Джона Апдайка, Филипа Рота и Сола Беллоу. Она казалась неоспоримо великой. Поскольку я узнал в браке Бентвудов собственный проблемный брак, и роман наводил на мысль, что страх перед болью более разрушителен, чем сама боль, а мне очень хотелось в это верить, я почти сразу же перечитал его. Я надеялся, что при втором прочтении книга действительно может подсказать мне, как жить.

Ничего подобного. Наоборот, книга стала еще более загадочной – в меньшей степени уроком, в большей степени переживанием. Стали проявляться ранее незаметные скопления метафор и тематических нюансов. Мое внимание привлекло, например, предложение, описывающее наступление рассвета в гостиной: «Предметы, очертания которых становились четче в зарождающемся свете, таили какую-то темную, тотемную угрозу». Также и при втором прочтении каждый предмет в книге начинает проступать, будто в свете восходящего солнца. Куриная печень, например, представлена в первом абзаце как деликатес и центральный элемент трапезы – как сущность цивилизации старого мира. («Вы берете сырой материал и преобразуете его, – замечает либерал Леон много позже в романе. – Это и есть цивилизация»). Через день после того, как кот укусил Софи, и они с Отто начали готовить ответный удар, остатки печени становятся приманкой для поимки и убийства дикого животного. Приготовленное мясо по-прежнему является сутью цивилизации, но насколько более жестокой видится цивилизация теперь! Или проследим за едой в другом направлении: мы видим, как потрясенная Софи субботним утром пытается поднять себе настроение, потратив деньги на посуду. Она отправляется в «Базар Провансаль», чтобы купить сковородку для омлета, предмет реквизита в ее «призрачной мечте о быте» по-французски – легком и облагороженном. Сцена заканчивается тем, что продавщица вскидывает руки, «словно отгоняя злые чары», а Софи ретируется с покупкой, почти комически символизирующей ее отчаяние, – песочными часами-таймером для яиц.

Хотя в этом эпизоде у Софи кровоточит рука, она упорно отрицает это. Когда я читал «Отчаянные характеры» в третий раз (задав роман студентам в рамках писательских курсов, которые тогда вел), я начал обращать больше внимания на эти отрицания. Софи выдает их почти безостановочно на протяжении всей книги: «Всё в порядке. О, ничего страшного. О, ну, это ничего. Не говори со мной об этом. КОТ НЕ БОЛЬНОЙ! Это укус, просто укус! Я не собираюсь бежать в больницу из-за такой ерунды. Ничего страшного. Уже гораздо лучше. Это не имеет никакого значения». Эти повторяющиеся отрицания отражают основную структуру романа: Софи мечется от одного потенциального убежища к другому, и ни одно из них не способно защитить ее. Она идет на вечеринку с Отто, она тайком уходит с Чарли, она покупает себе подарок, она ищет утешения у старых друзей, она обращается к жене Чарли, она пытается позвонить своему старому любовнику, она соглашается пойти в больницу, она ловит кота, она ложится в постель, она пытается читать французский роман, она бежит в свой любимый загородный дом, она думает о переезде в другой часовой пояс, она думает об усыновлении, она разрушает старую дружбу: ничто не приносит облегчения. Ее последняя надежда – написать матери об укусе кота и «задеть ту самую струну, которая отзовется в старухе презрением и весельем»; другими словами, превратить свое затруднительное положение в искусство. Но Отто швыряет ее чернильницу в стену.

От чего бежит Софи? В четвертый раз перечитывая «Отчаянные характеры», я надеялся получить ответ. Я хотел понять, наконец, счастье это или беда, что семейная жизнь Бентвудов с треском рушится на последней странице книги. Я хотел «понять» финальную сцену. Но я до сих пор ее не понял. Я утешал себя мыслью, что хорошую художественную литературу по большей части определяет то, что она не дает простых ответов на вопросы идеологии, не предлагает терапевтического лечения культурой и не идет на поводу приятных мечтаний для всеобщего развлечения. Возможно, «Отчаянные характеры» – не столько об ответах, сколько о настойчивости вопросов. Меня поразило сходство Софи с Гамлетом – еще одним болезненно рефлексирующим персонажем, который получает тревожное и двусмысленное послание, проходит через муки, пытаясь понять его значение, и в конце концов отдает себя в руки ниспосланного богом провидения и принимает свою судьбу. Софи Бентвуд получает двусмысленное послание не от призрака, а от зубов кота, и ее мучения связаны не столько с неопределенностью, сколько с нежеланием смотреть правде в глаза. В конце, когда она обращается к провидению и говорит: «Боже, если у меня бешенство, то я такая же, как все вокруг», это не откровение. Это облегчение.