От звезды к звезде. Брижит Бардо, Катрин Денев, Джейн Фонда… - [51]

Полиция Флоренции оставила у себя тетрадку со стихами. Эту улику, вероятно, засунули куда-то между папками с делами проституток с Порто-Нуово. Так мы и не узнали, были ли это бессмертные вирши.

Маркиз Серджио де Сан-Стефано, с которым я познакомился в 1955 году в Риме, принадлежал к той итальянской аристократии, которая обожала устраивать приемы и слыла большой любительницей «звезд». Потолок в столовой его замка близ Флоренции, как утверждали, был расписан Боттичелли, а конюшню построил архитектор, находившийся в услужении у семьи Медичи.

Серджио организовал прием в честь Брижит Бардо. Устав, а может быть, потому что не нашла среди гостей никого по вкусу, она покинула нас сразу после кофе.

– Оно и к лучшему, – заметил Серджио, – я совсем не уверен, что ей пришелся бы по вкусу приготовленный сюрприз.

Сюрприз оказался в духе итальянских безумств того времени. Хозяин пригласил двадцать самых красивых натурщиц Рима, затратив на это столько же, сколько понадобилось бы на реставрацию целого крыла замка.

В полночь их нагими выпустили в парк (дело было в начале лета), и Серджио подал сигнал к началу охоты. Если кто-то обнаруживал девушку, она становилась его добычей на всю ночь.

Старый маркиз С. де Савойя, которому перевалило за восемьдесят и который передвигался на инвалидной коляске, тоже принял участие в этой охоте. Христианский демократ, он был членом палаты депутатов, где пользовался большим политическим влиянием. Его неизменно сопровождали четверо телохранителей. В парке ему повезло больше всех.

Охота стала лишь поводом развлечься, но маркиз С. де Савойя отнесся к ней очень серьезно. С помощью своих головорезов (двое из которых служили в секретных службах), он вернулся с двенадцатью из двадцати девушек. Я оказался среди тех, кто остался с носом.

– Маркезе, вы ведь не оставите себе одному столько красоток?

– Оставлю.

– Маркезе, амико каро, отдайте нам ту высокую блондинку.

– Нет!

– Маркезе, ну, побалуйтесь с ними часок, а потом отпустите.

– Нет!

Двенадцать нимф последовали за инвалидной коляской старого маркиза и остались у него в комнате до самого утра.

Двух девушек мы так и не досчитались. Серж Маркан, барон Ренцо Авенцо и я решили отправиться в лес поискать их. Ренцо (которого друзья именовали Ренцино) был типичным итальянцем. Морщины его классического лица, на котором выделялись лоб и нос, не скрывали возраст и ум. Худощавый, очень подвижный, он был любовником всех «звезд», находивших приют в Риме. Разорившись, как и большинство аристократов, после войны, он зарабатывал на жизнь в кино, возглавляя филиал «Техниколора» в Италии.

Вставало солнце.

Мы так и не нашли сбежавших дам. Разоблачившись донага, прикрыв член виноградной ветвью и нацепив на голову лавровый венок, держа во рту розу и прыгая с кочки на кочку, как настоящий фавн, Ренцо делал вид, будто наигрывает на свирели.

В это самое время после шестичасовой мессы селяне, католики и коммунисты дружной толпой направились к замку маркиза де Сан-Стефано, чтобы пожаловаться на социальную несправедливость. Один из них нес крест, другой – красный флаг.

Ренцино выскочил на дорогу в нескольких метрах от процессии. Мэр-коммунист и католический священник, а с ними и другие сельские жители, одетые по-воскресному, при галстуках и в выглаженных сорочках, замерли, увидев сбежавшего из мифологии фавна, смотревшего на них испуганными глазами.

Первым пришел в себя барон Ренцо Авенцо. Вместо того чтобы спрятаться, он решил возглавить манифестацию. Голозадый, насвистывающий Интернационал, он довел демонстрантов до ворот в замок.

Разбуженный маркиз де Сан-Стефано поговорил с мэром-коммунистом и священником, выразил свое возмущение, выказал сочувствие неимущим, и они пришли к приемлемому согласию.

Тем временем Ренцино скрылся. Открыв дверь комнаты маркиза-депутата, он освободил двенадцать красоток и потащил на кухню пить кофе.

Мэр по фамилии Марио Папацо и кюре по имени Эннио Фарци вместе с Серджио присоединились к ним. Мэр разъяснил дамам, что при социализме им не придется торговать своими прелестями. Кюре поддержал его, но заметил, что религия может прекрасно заменить деньги. Серджио де Сан-Стефано обратил внимание на то, что те, кто их имеет, бывают необходимы тем, кто их не имеет. И все с ним согласились.

Мэр остался коммунистом, кюре – католиком, Сан-Стефано – маркизом, а девицы – шлюхами.

Завтрак получился превосходный.

Между натурными съемками в Тоскане и их продолжением на студии у меня выдалось несколько свободных дней. И я отправился повидать Катрин, которая очень изменилась. Испытывая некоторую неловкость, я снял, как и обещал, неоэротическую сцену в ее фильме. После работы мы поужинали в рыбацком ресторане. На террасе было прохладно. Белокурая и хрупкая, в своем кашемировом пуловере, Катрин выглядела задумчивой. Ветер теребил ее крашеные волосы. Она была красива и загадочна. Ничего не говорила о фильме, не задавала вопросов о моей жизни во Флоренции. Потом взяла мою руку в свою и посмотрела прямо в глаза, как умела делать она одна. «Сейчас она скажет, что влюблена в другого», – подумал я. Не отворачивая головы, она прошептала: