От Версаля до «Барбароссы». Великое противостояние держав. 1920-е – начало 1940-х гг. - [222]

.

Нарком по военным и морским делам Л. Д. Троцкий, скептически оценивая ход дискуссии о военной доктрине и единой военной доктрине, считал, что военная доктрина включает четыре элемента: внутреннюю политику; внешнюю политику; учение об организации Красной армии; стратегическое и тактическое учение Красной армии. Причем два последних элемента составляют «военную доктрину в собственном (или в тесном) смысле слова»[1606]. Троцкий, выступая 1 ноября 1921 года на заседании Военно-научного общества Академии Генштаба, отмечал, что до сих пор отсутствует точное научное содержание понятия «военная доктрина», а понятие «единая военная доктрина» наполняется мистическим и метафизическим содержанием, которое рассматривается «как какое-то излучение национального духа». Он предлагал прежде всего установить «является ли военная доктрина совокупностью военных методов, или это теория или искусство, совокупность некоторых прикладных методов, которые в сумме учат, как драться…»[1607].

Это заявление Л. Д. Троцкого начальник Главного управления военно-учебных заведений РККА Д. А. Петровский (М. Гольдфарб) расценил как отказ от идеи единой военной доктрины, не соответствующей «эпохе величайших потрясений»[1608]. В апреле 1922 года на совещании военных делегатов XI съезда РКП(б) была предпринята попытка реанимировать дискуссию о единой военной доктрине[1609]. Однако Фрунзе в своем докладе признал, что у него не было расхождения с Троцким относительно необходимости военной доктрины, а потому вопрос о ней с формально логической стороны решен и нет необходимости в дальнейшем споре по этому вопросу[1610]. Несмотря на это, после свержения Троцкого с высших партийных и военных постов определение единой военной доктрины, сформулированное Фрунзе, стало определяющим[1611].

Логическим продолжением дискуссии о единой военной доктрине стала дискуссия о военной науке, развернувшаяся в 1922–1923 годах. По определению А. Е. Снесарева, военная наука является «совокупностью обобщений в области военного дела, поднимающихся над влияниями времени, места, народа и техники, то есть совокупность тех незыблемых основоположений, которые признаются вечными, и признаются такими независимо от того, доказаны ли они, как законы природы (в военной науке таковых еще нет), или намечены лишь как временные ступени, ведущие в храм этих законов, в форме принципов, рабочих гипотез и т. п. Военная наука может быть только интернациональна»[1612]. Однако большинство участников дискуссии на тему «Военная наука среди других наук», состоявшейся в мае 1922 года на заседании Военно-научного общества Военной академии РККА, признали правомерным существование такого понятия, как военная наука. Ее основное применение они видели, во-первых, в области исследования, изучения связи между явлениями общественной жизни и военного дела и, во-вторых, в сфере вооруженной борьбы. М. В. Фрунзе в своем выступлении поднял наиболее сложный вопрос – о соотношении военного дела, военной науки и военного искусства, подчеркнув, что «военное дело содержит в себе элементы и военной науки, и военного искусства»[1613].

Вопрос о методологических и мировоззренческих основах военной науки привел к еще большему размежеванию как между участниками дискуссии, так и в целом в военно-теоретической мысли, наметившемуся в ходе предыдущей дискуссии. Особенно остро обсуждался вопрос «о применимости и роли марксизма в военной науке». При этом наметилась тенденция преувеличения значения политики в развитии военной науки, всего военного дела, игнорирования объективных законов и внутренней логики развития военной науки. Итоги обсуждения подвел Троцкий, который отмечал, что военной науки нет и не было, а то, что называют военной теорией, является совокупностью практических приемов и способов. По его мнению, «война опирается на многие науки, но война не есть наука, – война есть практическое искусство, уменье»[1614]. Троцкий был твердо убежден в том, что с позиции марксизма в военном деле можно объяснить все, но научить военному делу марксизм не может. Общим итогом дискуссии о военной науке стало оформление, а в последующем и утверждение в качестве самостоятельного направления военной теории марксистско-ленинского учения о войне и армии.

От выработки единых взглядов на содержание и характер военной доктрины зависел переход к решению других проблем, в том числе и о возможном характере будущей войны. При решении этой проблемы сказывались субъективные моменты, идеологические наслоения марксистско-ленинского мышления, положения официальной науки, которая давала в основном классовую оценку всем явлениям общественной жизни, включая и войну. Противоречия между по-настоящему научным и так называемым «партийным» подходом к проблемам военного дела привели к серьезным расхождениям во взглядах на характер будущей войны.

В тридцатые годы главный упор был сделан на разработку «ленинского этапа в области военной теории», преодоление «всех буржуазных военных теорий», разгром «контрреволюционных кадров и их пораженческих теорий»[1615]. И. В. Сталин, поддерживая эти требования, подчеркивал важность использования классового расслоения в стане противника. На XVII съезде ВКП(б), состоявшемся в 1934 году, Сталин говорил: «Она (война. –