От Великой французской революции до Первой мировой войны - [56]

Тем не менее многие аргументы выступают в поддержку идеи Эдварда Шортера[311], который предлагает выделять в сексуальной революции, совершившейся в середине XX века, предварительный этап. В 1820‑е годы в Лондоне некоторые радикалы, в том числе Ричард Карлайл, автор «Настольной книги женщины» (Every Woman’s Book, 1828), ратуют за сексуальную эмансипацию, контроль рождаемости и даже чтение порнографической литературы. Карлайл предложил построить храмы Венеры, где молодые люди обоих полов могли бы свободно развлекаться, не рискуя чем–либо заразиться и не боясь нежелательной беременности. Так он надеялся бороться с мастурбацией, педерастией, проституцией и другими практиками, которые считались противо–ествественными[312].

Массовое переселение из деревень в города (особенно в Великобритании), а также рост промышленных предприятий послужили ослаблению контроля семьи и общества над сексуальными практиками. По всей Западной Европе процветает проституция. Питер Гей продемонстрировал в своих работах, насколько образ торжествующей морали противоречит в XIX веке ханжеству буржуа, которые, завороженные общественной лихорадкой и предполагаемой животностью тел простолюдинок, посещают проституток, берут на содержание молодых швей и запоем читают эротическую литературу. Есть основания полагать, что и супружеские отношения были в то время более открытыми изысканным видам удовольствия, более счастливыми и разнообразными, чем это долгое время считалось[313]. Впрочем, скрупулезный анализ уровня рождаемости внебрачных детей (в первую очередь в Великобритании) не позволяет утверждать, что женщины из рабочего класса были более сексуально раскрепощены. Внебрачных детей в промышленных регионах было не больше, чем в сельских местностях. Нельзя не принимать в расчет контроль, осуществляемый сообществами в кварталах крупных городов.

Вожделение и удовольствие, которые испытывает тело, — явления мимолетные, от них остается мало свидетельств, чтобы однозначно ответить на интересующие нас вопросы. Чувственность не поддается статистике, поэтому даже самые изощренные количественные методы исторической демографии не в силах оценить изменение среднего числа половых актов, в которые вступали друг с другом супруги. Этому не способствует и тот факт, что новые режимы питания сказывались на ритме овуляций. Как бы то ни было, сегодня, в начале третьего тысячелетия, в истории принято минимизировать произошедшие в первые две трети XIX века трансформации сексуального поведения, что не отрицает (и мы хотели бы еще раз это подчеркнуть!) роста и распространения понятийных систем, содержащих новые представления о сексуальном.

Историк, лишенный возможности оценить интенсивность сексуальных импульсов в диахронии, обладающий немногими сведениями о сексуальных практиках, чувствует себя более уверенно, когда встает вопрос о том, чтобы очертить эволюцию в изображении тела и представлениях о силе вожделения. Обратимся же к этим, более доступным предметам анализа.

1. Тело, природа мужская и женская

Историки уже довольно давно разобрали по косточкам работы доктора Пьера Русселя[314], Жюльен–Жозефа Вирея и многих других идеологов, оказавших большое влияние на репрезентацию тела, представления о привлекательности и о природе эмоций. В этом вопросе задействовано одновременно несколько логических построений. Первое хорошо известно: женское и мужское тела созданы для сохранения человеческого вида. Отсюда следует их морфология. С этой точки зрения мужской и женский пол отличаются не только гениталиями, но и тем, как они устроены физически и умственно.

Чтобы правильно понять этот диморфизм, нам нужно обратиться к более древней истории[315]. Свыше тысячи лет назад, согласно работам Галена, возникла идея о том, что женские половые органы устроены так же, как мужские. Внутрь тела они помещены для собственной безопасности и для того, чтобы обеспечить нормальный ход беременности. Аристотель полагал, что женщина — только сосуд, принимающий мужское семя. Согласно же традиции, заложенной Гиппократом, ничто не может начать свое существование при отсутствии удовольствия. Так, оргазм воспринимался как необходимое условие для зачатия, поскольку фрикции влагалища и шейки матки способствовали согреванию, необходимому для выделения внутреннего семени. Считалось, что тепло растет в женском теле медленнее, чем в мужском, поэтому женское наслаждение менее интенсивно и более продолжительно — за исключением тех случаев, когда женщина испытывает оргазм одновременно с мужчиной. Представления Гиппократа и Галена о двух видах семени отражали устройство космического пространства. Женщина, уверяли медики, может достичь состояния высшего блаженства, момента, когда происходит выделение семенной жидкости, посредством воображаемой фрикции. Именно поэтому девушки, достигшие половой зрелости, непрерывно получали удовольствие в одиночку, по ночам, а вдовы даже были способны изливать семя, которое им приходилось так долго сдерживать.

Эти убеждения создавали представление о том, что женский оргазм есть знак здоровой циркуляции гуморов и открытости матки, готовой принять мужское семя. Удовольствие воспринималось как результат «варки», подобной той, что затрагивает все остальные жидкости. Считалось, что для зачатия необходимо разогреть тело так, чтобы даже самые мелкие частицы крови превратились в семя и были выброшены в эпилептическом порыве. Естественным образом удовольствие стало ассоциироваться с фертильностью, а фригидность — с бесплодием. В соответствии с этим представлением женщинам легкого поведения, не испытывающим согревания тела от вожделения и удовольствия, беременность не грозила.