От Великой французской революции до Первой мировой войны - [145]

Тем не менее гимнастические общества подчинялись специфическим механизмам, отличавшим их от спортивных: они создавались, чтобы служить «общему делу», вставать на защиту «Нации», и преследовали скорее военные, чем соревновательные цели. Поэтому в 1880‑е годы они учредили собственные праздники, иногда в рамках праздников республиканских, где демонстрировали своеобразные гимнастические упражнения с размахиванием национальными флагами и знаменами: «На торжественных церемониях, посвященных годовщинам [Французской] республики, праздник отныне невозможно представить без участия гимнастических обществ и школ стрельбы»[952]. Воинственность прочитывалась в строевом шаге и стрелковых учениях, связь с защитой родины — в контроле над пылом участников соревнований. Закончилось все в 1882 году, на одном из гимнастических праздников, решением создать Лигу патриотов, призванную заниматься «организацией и распространением военного и патриотического воспитания через книги, гимнастику, стрельбу»[953]. На ежегодном празднике Союза гимнастических обществ непременно присутствовал президент Республики[954]; получить приглашение для иностранных делегаций было весьма престижно. Так, на празднике 1892 года в Нанси под председательством Сади Карно[955] «Соколы» — «объединение полувоенных гимнастических организаций против насаждения пангерманизма»[956] — фактически чествовались как братья по оружию: «Бравые Соколы, дорогие друзья, для нас огромная радость принимать вас здесь и иметь возможность отдать вашему знамени дружественную честь, как и вы отдали честь нашему флагу»[957]. Об этом празднике в Нанси, одном из самых показательных, оставил подробное свидетельство журналист Эмиль Гутьер–Верноль. Он пишет о путешествии президента из Парижа и его приезде в Нанси, о его обращениях к согражданам, о прохождении под лотарингскими триумфальными арками, о параде гимнастов и солдат, учениях, а также о воинственности риторики и общего настроения. Во всех дошедших до нас текстах, посвященных этим событиям, патриотические референции встречаются куда чаще, нежели результаты соревнований: «Праздники в Нанси открыли Европе новую Францию»[958]. Республиканский аппарат сделал из гимнастики легитимную практику. Поль Дерулед[959] очень точно указал на ее миссию, принятую всеми «единогласно»: «Я пью за тот день, когда ваши успехи станут называться победами, а в качестве наград вы получите Мец и Страсбург»[960].

2. Гимнастика как школьная дисциплина

Разумеется, в школу допускалась исключительно гимнастика. Декрет 1869 года объявлял гимнастические занятия обязательными для всех учебных заведений[961]. В младшей и старшей школах преобладала практика военного характера, состоявшая из строевой подготовки и обучения обращению с оружием: «Не стоит пренебрегать этой возможностью придать телу наилучшую форму и воспитать в душе смелость»[962]. Групповое обучение не могло происходить иначе, чем через приказы, а коллективное приумножение энергии рассматривалось только с точки зрения национальной пользы. Работа с оружием была в некотором смысле призвана разнообразить шаблонные гимнастические движения: «Стоит дать им ружье в руки — и все преображается»[963]. Главным понятием в гимнастике долгое время остается дисциплина: «Мы считаем, что эти упражнения помогут укрепить дисциплину в лицеях»[964].

Указанные нами соответствия между гимнастикой и военной подготовкой подтверждаются созданием школьных батальонов. В 1881 году муниципальный совет Парижа принимает предложение Аристида Рея[965] «вооружить и экипировать городских школьников и сформировать из них батальоны»[966]. Инициатива распространяется в провинциях, попадает в прессу и влияет на общественное мнение: «В наши дни в школах все прочнее устанавливается армейский режим. Пример стране подал Париж. Скоро все французские школьники будут ходить строем»[967]. Официально батальоны создаются с принятием декрета 1882 года[968]. Популяризируется образ «гражданина–солдата»[969], все чаще встречаются отсылки к «духу революционеров»[970]: каждый школьник должен пройти «специальную предварительную муштру», получить «военное и гражданское образование»[971].

Эту затею неминуемо ждало поражение, и дело не только в крахе буланжизма и милитаристского правого движения в 1890‑е годы. Все очевиднее становился имитационный характер батальонов с искусственными солдатами, их называли «детским фарсом»[972] и «затянувшейся пародией»[973]. Батальоны упраздняются в 1890‑е годы, но в школьной гимнастике еще надолго остаются следы армейского порядка, что подтверждает изданный в 1892 году «Учебник гимнастических упражнений и школьных игр», предлагающий «поставлять армии бодрых, сильных и смелых молодых людей»[974]. Работа над физической формой по–прежнему воспринимается как занятие коллективное и смежное с армейским.

3. Гимнаст как новый тип человека

Стоит также указать на эксклюзивный характер и на продолжающееся противопоставление гимнастики спорту, с которым на самом деле у нее было много общего. Гимнастика стремится охватить все: ей недостаточно выделяться на фоне таких спортивных практик, как прыжки, бег и фехтование, ей нужно быть всеобъемлющей, синтетической, чтобы сформировать «полноценного» индивида: «Гимнастика есть регулярное воспитание тела. Она для него то же, что для души — образование»