От Великой французской революции до Первой мировой войны - [129]

В более широком смысле новая гимнастика обозначала возможный переворот в школьном образовании. Теперь занятие как никогда было адаптировано ко времени и пространству; большое внимание уделялось групповой работе, коллективным упражнениям. Принцип дробления сформировал и определил методику: «Чтобы выполнять большинство элементарных упражнений одновременно, необходимо установить военную дисциплину, отдавать военные команды»[860]. Команды, отдаваемые ученикам, были тем более четкими, чем более ограниченными и определенными были движения; задания становились более конкретными, когда их последовательность превращалась в серии. Классное помещение становилось геометрической установкой, которую педагоги середины века научились использовать по–новому: «Синхронные упражнения хороши не только тем, что требуют от учеников полной тишины, но и тем, что прививают им привычку к непрерывному вниманию и немедленному повиновению, которую они вскоре приучаются не терять и на других занятиях»[861]. Конечно, школа не сразу перенимает новую практику, но за 1830‑е годы получает о ней хорошее представление. Именно на это указывает в своем учебнике (1833) Адам Медер[862], а также Жозеф Жерандо в «Нормальном курсе» (1832). Они не забывают упомянуть ни о «стройном шаге», ни о «цикле синхронных коллективных упражнений»[863].

4. Постепенное распространение

Несомненно, влияние гимнастики выходило за пределы школы, а также военной и промышленной сфер. Первые опыты Амороса получали одобрительные отзывы; медицинские, военные и политические эксперты обеспечили им легитимность: «Все пожелания направлены на то, чтобы гимнастические залы достигли совершенного уровня, как его представляет себе господин Аморос. Все приветствовали первые распоряжения правительства в поддержку Учреждения, прославляющего как своих защитников, так и своего создателя»[864]. Заведения Амороса посещали разные люди: например, Бальзак, который пишет о «силе и ловкости… которыми „выкрашены” двери гимнастического зала Амороса»[865]. Он же описывает в «Жизни холостяка» удивительной силы молодых людей из Иссудена, которые «стали ловкими, как ученики Амороса, дерзкими, как коршуны, искусными во всех упражнениях»[866], они легко перебирались с крыши на крышу, оставаясь незамеченными на городских улицах. Добавим, что в 1834 году Аморос построил еще один гимнастический зал по адресу: улица Жана Гужона, 16. Незадолго до этого, в 1831 году, он был назначен «инспектором полковых гимнастических залов». Его визиты в провинцию подтверждают существование в 1830‑е годы нескольких военных гимнастических залов: в Монпелье, Меце, Ла–Флеше и Сен–Сире[867]. Тема гимнастики проникает в справочную литературу: словари, энциклопедии, книги о гигиене. Она постоянно присутствует в развлекательных изданиях, сборниках игр. В 1836 году положение о гимнастике включают в военный устав. Гимнастика прельщает. Этим объясняется настойчивое пожелание Симона де Метца, выраженное им в «Трактате о применении гигиены в воспитании молодежи» (1827): «Все общежития нужно снабдить динамометром, чтобы ученики могли тренировать на нем разные мускулы»[868].

Однако на практике дела обстояли сложнее. Гражданский и военный гимнастический зал перестает получать субсидии от государства 24 января 1838 года. Его директора временно «лишают полномочий»[869]. По этому поводу осталось много уклончивых свидетельств и отчетов: «Нельзя ждать ничего хорошего от заведения, глава которого страдает от подобного душевного расстройства»[870]. Гимнастический зал на площади Дюплекс становится жертвой политического конфликта: по всей видимости, его директор, испанский офицер, пришедший во Францию с наполеоновской армией, оказался неугоден властям. Распространение упражнений и разработку новых сдерживало еще одно противоречие. Залы Амороса были оснащены множеством дорогих снарядов с опорами и подвесками, разнообразными стенками и перекладинами, эластичными мостиками, наклонными поверхностями[871]. Все это скорее восхищало, чем убеждало в правоте метода, тогда как настоящим открытием Амороса был анализ движений, их «анатомии». Зал изобиловал дорогими инструментами, наборами сложной аппаратуры, его отличала «разорительная роскошь машин и устройств, призванных главным образом произвести впечатление»[872].

Итак, рождается скорее убежденность, а не широкая практика. Гимнастический зал покоряет, впечатляет, но в первые десятилетия века реального сдвига в обычаях и поведении не происходит. Государственный проект, предполагающий строительство целого ряда гимнастических заведений, сталкивается с финансовыми и административными проблемами. Военные и школьные уставы первой половины XIX века свидетельствуют об изменениях скорее во взглядах, чем в практиках: благодаря коллективным физическим упражнениям появился способ мобилизовать население, оказать воздействие на массы и, как пишет в 1848 году Ипполит Карно, «обеспечить физическое развитие рабочего класса»[873]. Физические упражнения все активнее используются в педагогических целях, особенно в 1850–1860‑е годы, после учреждения Нормальной военной школы гимнастики (1852)