От Великой французской революции до Первой мировой войны - [116]
Речь теперь идет не о прямом соответствии или несоответствии модели, а об относительном соответствии одних людей другим согласно общественной норме и допустимому отступлению от этой нормы. Пределы допустимого меняются в зависимости от обязательств, угрозы, опасности и т. д. Задачей становится не столько утверждение юридического и теоретического принципа равенства в правах, сколько попытка уравнять общество в возможностях, принять решительные действия по исправлению, адаптации, компенсации, иными словами, вступить на долгий путь возвращения к нормальному обществу.
Этот анализ мирной революции, начавшейся с решения проблемы несчастных случаев на производстве, понадобился нам, чтобы понять, как сильно изменился взгляд на увечное тело — в данном случае именно на искалеченное в цехе. Оно больше не считалось случайным жребием, результатом «природной катастрофы», ошибки, отклонения от жизни. Теперь увечное тело — жертва социальных механизмов, за которые мы все вместе в ответе. Увечное тело участвует в развитии общественных отношений. Оно приобретает новое достоинство: ветераны могут демонстрировать протезы на месте потерянной на войне ноги; искалеченные станком — потрясать обрубком руки и требовать возмещения ущерба. Постепенно все увечья оказались под знаменами защитников прав на равные возможности для всех и на полноценное участие в жизни общества. Тело, изуродованное работой и впоследствии — войной (1914–1918), не может быть монструозным, дегенеративным, и Бог не мог умышленно создать его неполноценным; оно искалечено обстоятельствами, которые чаще всего ему неподвластны. Типичный пример этого нового понимания и нового взгляда — туберкулез[683]. Разумеется, он относился к числу болезней, а не увечий или аномалий. Тем не менее Леон Буржуа[684], выступая в палате депутатов, называет туберкулез «бичом общества», и в следующее за Первой мировой войной десятилетие именно туберкулезники достигнут больших успехов социальной интеграции инвалидов[685].
За первые два десятилетия XIX века репрезентация увечного тела и отношение к нему меняются коренным образом. Отвращение, как и непонятное влечение, впрочем, не проходят; то, что американский социолог Эрвинг Гоффман[686] назовет стигматизацией, продолжит унижать увечное тело — свидетельством этому станет уничтожение людей с умственными или психическими отклонениями при нацистском режиме. Никуда не исчезают также страх увидеть в таком человеке себя и, как следствие, получить удар по самолюбию. Серьезным шагом вперед является прямая или косвенная ответственность государства за увечье, зарождение понятия «ограничение трудоспособности». Следовательно, увечное тело — изначально тело, искалеченное на работе или на войне, а значит, по вине общества — больше не страдает от нужды и беспомощности и перестает эксплуатироваться. Оно возвращает свое достоинство, проходит реабилитацию и становится полноценным участником социальной жизни.
ГЛАВА II Гигиена тела и работа над внешностью
Жорж Вигарелло
В древнем мире использование воды в гигиенических целях было делом трудоемким: управление потоками воды обходилось дорого; бытовало недоверчивое отношение к воде; существовал целый ряд препятствий на пути к регулярному «влажному» туалету. Трудности водоснабжения в густонаселенных городах, страх перед мытьем уязвимого, как полагали, тела — использование ванны никоим образом не вошло в привычку, общество выбирало другие средства для поддержания чистоты, как–то: частая смена белья, обтирания и растирания. Постоянной практики прямого контакта с водой в Западной Европе не существовало.
Все меняется с наступлением XIX века: постепенное совершенствование водопроводов, новый взгляд на тело, более сознательное и внимательное отношение к кожному покрову. Современное понимание чистоплотности связано с перестройкой многих представлений. Оно также предполагало распространение практик, обучение им, наличие особого оборудования.
