От триумфа к катастрофе. Военно-политическое поражение Франции 1940 г. и его истоки - [28]

и отправиться в расположение XIII корпуса под командованием генерала Фоша, сотрудничество с которым стало его карьерным трамплином. Вейган прошел со своим начальником все взлеты и падения, к ноябрю 1918 г. стал правой рукой главнокомандующего союзными армиями и в этом качестве зачитал германской делегации в Компьене тяжелые условия перемирия. Он считал себя духовным наследником маршала и по свидетельству Гамелена заявлял, что «владеет секретами Фоша»[233]. Де Голль считал, что «по своей натуре Вейган был блестящим исполнителем. В этой роли он замечательно служил Фошу» [234]. Однако, генерал являлся полностью самостоятельной фигурой. В 1920 г. он возглавил французскую военную миссию в Польше и стал известен как один из авторов победы поляков над Красной Армией под Варшавой. Клемансо, знавший Вейгана, так отзывался о нем: «Вейган – это личность. Он неказист, невзрачен, выглядит измученным и неорганизованным… Но он умен. Внутри него горит что-то вроде темного пламени. Вейган. опасен, способен в критический момент пойти очень далеко, броситься в омут, причем сделать это осознанно»[235].

Человек взрывного темперамента, Вейган был верующим католиком и придерживался консервативных взглядов. Это обрекло его на трудные взаимоотношения с режимом Третьей республики. Взаимная антипатия началась с «дела Дрейфуса». Биограф генерала так пишет об этом: «Монархист по своим симпатиям, консерватор по убеждениям и республиканец только по необходимости, Вейган был тогда одним из многочисленных младших офицеров, чье отношение к Делу было столь же ярко выраженным, сколь незначительным оказалось их участие в нем. Вейган никогда не верил в невиновность Дрейфуса и придерживался этого мнения всю свою жизнь»[236]. Генерал не доверял республиканским институтам и открыто их критиковал. Когда Мажино в 1930 г. принял решение о назначении его на высший командный пост, ему пришлось преодолевать сопротивление парламента и рассеивать сомнения коллег по правительству. Министр понимал, что двоевластие заместителя председателя Высшего военного совета и начальника Генштаба сухопутных сил подрывает эффективность военного управления и собирался совместить оба поста в лице Вейгана, но председатель Совета министров Т ардьё согласился на его назначение лишь при условии, что генерала «уравновесит» фигура, более приемлемая для политических элит Третьей республики[237].

Гамелен, ставший этим «дублером», выступал во многом антиподом своего шефа. Если Вейган являлся человеком Фоша, то он своей карьерой был во многом обязан Жоффру, под командованием которого начал служить еще в 1906 г., став его адъютантом. Первую мировую войну он встретил сотрудником штаба главнокомандующего, но в 1916 г. отправился на фронт, и в битве на Сомме командовал стрелковой бригадой, а в конце войны – уже дивизией. В 1919 г. Гамелен занял не самый престижный пост военного атташе в Бразилии, но уже в 1925 г. был переведен в одно из неспокойных мест французской колониальной империи – в Сирию, где успешно подавил восстание друзов. Через четыре года, вернувшись в метрополию, генерал возглавил 20-й военный регион с центром в Нанси[238]. Гамелен, таким образом, удачно сочетал в себе качества штабного офицера и фронтового командира, на что впоследствии неоднократно указывали те, кто сравнивал его с Вейганом. Это отличие, впрочем, было не единственным.

Еще молодым офицером будущий генерал получил репутацию военного интеллектуала. В 1898 г. преподаватель Высшей военной школы подполковник Ш. Ланрезак, в 1914 г. командовавший 5-й французской армией в битве на Марне, дал ему следующую характеристику: «Он действительно обладает исключительным умом, живым и открытым, ясным, методичным и развитым. Делает быстрые и точные суждения, имеет очень хорошие задатки для изучения военного искусства на высоком уровне»[239]. Благодаря своему выдержанному характеру, Гамелен умел сходиться с людьми, что наряду с широким кругозором, богатым интеллектом и свободными взглядами позволило ему глубоко интегрироваться в элитарные круги Третьей республики. В штабе Жоффра он завел знакомства с министром вооружений А. Тома, сенатором М. Сарро, будущим главой правительства Тардьё. Он также сблизился с генералом М. Саррайем, считавшимся одним из наиболее радикальных республиканцев в среде французского высшего офицерства[240].

Максим Вейган, Жозеф Поль-Бонкур, Морис Гамелен (на переднем плане, слева направо).

Источник: Bibliothèque nationale de France

Гамелен являл собой пример «хорошего республиканского солдата»[241]. Устанавливая контакты с политиками, он приобретал очевидные карьерные преимущества, но при этом убеждался в том, что между армией и республикой нет непреодолимых противоречий. Генерал пришел к выводу о том, что «внутренние мотивации и истинные убеждения министров, сенаторов и депутатов редко совпадали с тем, что можно было предположить, основываясь на простой парламентской принадлежности»[242]. Политик, по мнению Гамелена, не обязательно являлся леваком, чуждым патриотизму и ненавившим армию как реакционную силу. Искреннюю симпатию у него вызывал Клемансо, который своим руководством страной в годы войны продемонстрировал, что партийные предпочтения отходят на второй план, когда отечество оказывается в опасности.