От Северского Донца до Одера - [22]

Около 11:30, незадолго до полудня, поезд остановился в чистом поле, и полевая кухня на платформе стала потчевать нас супом. Отличный «айнтопф» из гороха и бекона. Сопровождаемая стуком котелков, смехом и разговорами, к полевой кухне выстроилась очередь. Те, кто уже возвращался с полными котелками, не ждали и поглощали свою трапезу прямо на ходу. Но гурман, который пока ел, услаждая свой взгляд видом еды, сделал любопытное открытие! Постойтека! Изюм в гороховом супе? Должно быть, повар что-то напутал, не разглядел, что у него там на дне мешка! О нет! У изюма крылья? Невероятно! Боже правый, да это мухи! И тут поднялся невообразимый шум! Кричали все, даже те, кто уже проглотил почти всю порцию. Все были возмущены. В этот день и сержанту-квартирмейстеру, и лейтенанту, Жану В., и ротмистру фон Рабенау и другим пришлось выслушать много чего нелицеприятного! За этот день я узнал больше ругательств и оскорблений, в основном на валлонском, чем слышал за всю свою жизнь. Кое-кто из наиболее взвинченных ребят зашел слишком далеко. Немного погодя нас всех осчастливили другим супом и небольшим добавочным рационом. Ничего не потеряно – ни боевой дух, ни даже война, по крайней мере пока!

Чтобы разнообразить занятия, что помогало нам коротать время, два или три раза я проводил часть пути в наряде с товарищами на платформе с зенитными пулеметами на турелях. Люди отправлялись на пост при каждой смене караула, все 24 часа в сутки, чтобы быть готовыми к отражению воздушного налета. Если не ошибаюсь, на таких платформах было установлено по два тяжелых пулемета sMG (нем. schwere Maschinen-Gewehr – буквально «тяжелый пулемет». – Пер.). Во время всего пути они должны были быть готовы в любой момент вступить в бой. Время тянулось довольно медленно и монотонно. К счастью, пейзаж по сторонам, со всем своим разнообразием и новизной, хорошо отвлекал нас, как и разговоры, темы для которых никогда не иссякали, а порой и визиты вроде моего. Расчеты пулеметов располагались не так комфортно, как мы в вагонах с сеном, но это длилось не более 24 часов, 16 из которых под палящим солнцем, без всякой защиты, что буквально доводило до изнеможения. Этот молодняк из 6-й роты, на который чаще всего выпадали смены, держался на голом энтузиазме и находил в себе силы радостно распевать песни. Отсутствие радио в вагонах заменяли пение или болтовня этих юных певцов, которые пока не удостоились Железного креста, но кое-кто из которых закончит первую кампанию под крестом деревянным или под березой! Каждый вспоминает об этом иногда, но без пафоса, и я об этом тоже помню, помню и о них. Да и кто из нас мог их позабыть?

У нас сейчас 29 или 30 мая, и вскоре мы догоним наших товарищей, отбывших раньше нас, 8 августа 1941 года. Несколько дней мы уже находились на территории СССР. Нам больше не встречаются ни табуны полудиких лошадей, как в венгерских puszta[24], ни огромные конные заводы со множеством великолепных наездников, за чьей вольтижировкой мы наблюдали с восторгом и восхищением. Все в прошлом. Местность в основном плоская и однообразная. Редкие избы, крытые жестью или соломой, изредка встречались деревни. Несколько тяжело нагруженных крестьянок. Одеты бедно и убого. Так это и есть советский рай? Может, дальше будет лучше? Поезд мчал нас к лесу, и мы приближаемся к нему. Вот мы у леса, и поезд, слишком поздно сбросивший скорость, резко остановился.

Что случилось? Вижу справа людей, устремляющихся к лесу. Среди них prévot, Йон Хагеманс[25]. Он в шортах, голый по пояс, пристегнутый к ремню шлем болтается на ходу, автомат на плече. Это взвод, который в любой момент поднимается по тревоге. Такой взвод, из сменяющихся по очереди, всегда готов при любых обстоятельствах вступить в бой. Люди Хагеманса, экипированные примерно так же, как и он, совсем не по уставу, реагируют мгновенно. Из леса в нашу сторону раздается несколько выстрелов. Лично я, в своем вагоне с соломой, не слышу ничего, как и мои друзья. Парни углубились в лес, развернулись в цепь, как на учениях, и исчезли из вида. Все спокойно, но, на всякий случай, по тревоге поднят еще один взвод из хвоста состава, а зенитные пулеметы направлены на лес. Время от времени до нас доносились несколько одиночных выстрелов и коротких автоматных очередей. И опять ничего! Через добрые четверть часа, может быть больше, мы услышали голоса; затем я увидел, как один за другим возвращались отправившиеся на разведку ребята. Они ничего не видели и не слышали. Партизаны? Охотники? Игра воображения? Кто знает! Все заняли свои места, и поезд тронулся. Лес, затем, для разнообразия, степь, снова лес. Это была Украина!

Сегодня 1 июня 1942 года. Не припомню ни единого облачка на небе с тех пор, как мы оставили Регенвюрмлагерь. Погода неизменно просто замечательная, очень жарко. Это действительно война? Не сплю ли я? Все то, что я вижу, что испытываю, – неужели это реально? Порой я задаюсь таким вопросом! Поезд продолжает катиться, проходит утро, затем полдень и обеденное время. Когда, в 14:00 или 15:00, я приподнялся и высунулся из норы в соломе, то инстинктивно посмотрел вперед. И тут же увидел огромное металлическое сооружение. По мере приближения мне становилось ясно, что это верхние арки моста, огромного моста. Еще не доезжая до него, мы увидели реку. Широкую и величественную, это Днепр! Когда тают снега или идут проливные дожди, он, должно быть, еще шире, потому что мост распростерся намного дальше теперешних берегов реки. Но и сейчас Днепр выглядит весьма впечатляюще.