От Северского Донца до Одера - [21]

Теперь нужно было бежать так, чтобы пятки сверкали, и добраться до поезда с удвоенной скоростью. Боясь слишком сильных переживаний, поскольку в таком возрасте сердце легко воспламеняется, я не мог не вернуться еще два или три раза, чтобы попрощаться и принять пожелания доброго пути от новых друзей, которых мы знали всего несколько часов. Мы находились не далее чем в сотне метров от наших вагонов, когда паровоз дал гудок и повторил его несколько раз. Мы ускорили бег, и я увидел, как те, кто оставался в поезде, машут руками в сторону деревни, которая уже далеко от нас. Оглянувшись, я увидел двух «бургундцев», замешкавшихся дольше нашего и теперь расплачивающихся за блаженство на свадьбе бегом за поездом. Две маленькие фигурки в отдалении, задыхающиеся в дорожной пыли. Поезд уже тронулся, и им едва хватило времени, чтобы с помощью товарищей вскочить на ходу на подножку. Последний, исполненный тоски взгляд назад на чудесные поля, где уже дружно взошли кукуруза и пшеница. Безмятежная сельская местность, залитая солнцем, где медленно оседала поднятая нашим движением пыль и которая своим пасторальным очарованием словно бросала вызов войне. Что за безмятежность, какое очарование весны! Вскоре все это размывается иными сельскими пейзажами, другими горизонтами. Еще одно воспоминание, но я не могу забыть, что с каждым оборотом колеса мы приближалась к фронту! Временами все мы думали об этом, представляли это, но каждый держал такие мысли при себе, стараясь не мешать сокровенным мыслям друга. Наша молодость еще обладала той застенчивостью, которая с возрастом пройдет.

Случались и другого рода происшествия – из-за беспечности некоторых «бургундцев». Во время неожиданных остановок эти «бургундцы» повадились оставлять поезд, не обращая особого внимания на остальных, в поисках каких-либо приключений или чтобы прикупить чего-нибудь для себя, не заботясь о длительности остановки и теряя поезд из виду. Были и такие, кто ради удовлетворения своих прихотей, даже не отходя слишком далеко, с удивлением обнаруживали, что поезд уже тронулся с места, без всякого промедления, хотя им казалось, будто он только что остановился. Поэтому порой случалось видеть, то тут, то там, как какой-нибудь «бургундец» бредет вдоль путей в кителе и штанах или, даже, только в одних штанах. Иногда, в тот же самый день или пару дней спустя, мы видели, как они возвращались, одетые в китель начальника станции или в нечто иное, полученное от некой сострадательной души или просто от кого-то, кто желал поддержать престиж армии и сохранить уважение к ней среди гражданского населения. Такие беспечные товарищи ожидали нас на платформе железнодорожной станции, где их оставил поезд с возвращавшимися отпускниками или состав более высокого приоритета, который мы пропустили, пока стояли на боковой колее. Именно такая неприятность произошла с нашим товарищем, Эрнстом, который погиб на Кавказе несколько месяцев спустя. Мы не узнали его, еще бы! Два дня спустя после исчезновения он ждал нас на платформе станции, одетый в железнодорожную форму, темно-синюю с красным кантом, и без штанов от полевой формы, в которых оставил поезд.

Воскресным утром мы проезжали Чехословакию (еще до Румынии)[23]. Кажется, где-то около 8:00 или 8:30. Небо чистое и голубое, погода, как всегда, прекрасная. Поезд пересекал открытую местность с маленькими фермами, состоявшими из домиков, разбросанными то тут, то там. Небольшие сады, окруженные деревянными изгородями, уже изобиловали всеми весенними и летними цветами, придавая пейзажу нарядный вид. В отдалении, сквозь дымку теплого утра, я мог разглядеть пригороды и сам город. На дороге, идущей к городу вдоль железнодорожного полотна, виднелись группки велосипедистов, едущих рядом друг с другом или на тандемах. Множество молодых людей направлялись из города на природу, другие же двигались в противоположном направлении, в город. Шорты и легкие платья девушек настраивали на несколько романтический лад. И снова мечты. Люди шли на церковную службу или возвращались с нее, другие направлялись на пикник за городом. Я догадывался об этом, видя молитвенники в руках и прикрепленные к велосипедам корзины для пикника и рюкзаки за плечами. Что напомнило мне другие пикники, дома, до войны, которые уже казались такими далекими! Находились, конечно, несколько «бургундцев», безуспешно пытавшихся пригласить прохожих недвусмысленными жестами, понятными даже чехам, ни слова не знавшим по-французски, в наши «спальные вагоны». Кое-кто из этой молодежи отвечал приветственными жестами, но не принимал приглашение. Другие, их большинство, следовали своим путем, уставившись взглядом на руль или смотря прямо перед собой. Возможно, это была враждебность, возможно, безразличие. Однако это не слишком беспокоило меня, и вид столь прекрасного воскресенья по-прежнему наполнял меня радостью.

Поезд, все еще медленно ползущий, сбавил скорость, но теперь мы были уже почти в городе. Переливающиеся в лучах солнца колокольни и разноцветная черепица крыш придавали ему праздничный вид. Множество колоколен и куполов великолепной архитектуры заставили меня подумать о Вене или Праге. Я бережно храню на память чудесные почтовые открытки, на которых сияют крытые медью купола колоколен, а оконные стекла отражают солнечные лучи так, что кажется, будто город охвачен огнем! Поезд, со скоростью пешехода, вкатился между двумя платформами. Это был Брно! На платформах и возле вокзала толпа, пестрая от женских платьев всевозможных цветов. Но поезд не останавливался, и вместе с тем, как он набирал скорость, видение исчезло. Еще один, очень удачный, снимок себе на память.