От Ренессанса до эпохи Просвещения - [204]

Закон дает человеку право исправлять тех, кто создает ему домашние проблемы. Авторитет отца и мужа — это право, признанное всеми. В тесном мире семьи у женщины нет никаких прав, в то время как семейная тайна вполне может сохраняться на фоне существующих юридических условий.

«Прописанные» в законе, частная и публичная сферы начали существовать самостоятельно. Отныне связь между ними регулирует человек. Соседи больше не имеют права вмешиваться в дела семьи и восстанавливать ее честь.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Роже Шартье

Материалы и анализ, собранные в этой книге, — лишь первые фрагменты новой истории, которая еще создается, поэтому писать заключение рано. Но все же в конце этой общей работы можно поговорить о выборе темы, рассматриваемых сообществ, о границах места и времени. История частной жизни, как и история отношения к детству и смерти, выходит за рамки национальной истории: ее естественное пространство — это пространство всей цивилизации, в данном случае — всего западного мира. Но очевидно, что было невозможно рассмотреть все упомянутые темы, не рискуя свести всю работу к перечислению подходящих примеров или преуменьшить их значимость при слишком общем взгляде. Это влечет за собой необходимость изучать рассматриваемые проблемы по–разному, что–то более подробно, что–то — менее. В зависимости от темы Запад рассматривается в целом, или же внимание фокусируется на отдельных однородных обществах, провинциальных или городских, или же рассматривается пространство какой–либо одной страны.

В последнем случае Франция описывалась более подробно, что вполне нормально для книги, созданной французскими историками — или специалистами по истории Франции. Однако, несмотря на случайность выбора, он вполне уместен. В самом деле, во Франции при Старом порядке произошли три важнейших переломных момента, которые в Новое время заново проложили границы между частным и публичным. По сравнению со всеми европейскими государствами французская монархия представляла собой наиболее совершенную модель абсолютизма: монополия на правосудие и налоговую систему, строгий социальный порядок. Все это осуществлялось королевской властью. Кроме того, Франция — это страна, пережившая конфликт Реформации, во время которого общество раскололось на две неравные части; католики и протестанты жили по–разному и по–разному отправляли религиозный культ. Наконец, французское общество в период XVI–XVIII веков поступенно становится грамотным, но различия между территориями Севера/Северо—Запада, Англии, Голландии, Фландрии, земель по берегам Рейна и странами Южной Европы в этом плане очень велики — население южных регионов остается неграмотным гораздо дольше. Изучение истории частной жизни в Новое время преимущественно на примере Франции обосновано тем, что во Франции наблюдался весь комплекс факторов, определяющих сферу частной жизни.

Французский колорит этого тома имеет свои хронологические последствия. С одной стороны, изучение вопроса ведется до момента Революции (с разговора о которой начинается следующий том), потому что в некоторых областях (например, поведение на людях и в частной обстановке, сохранение семейных тайн и вмешательство государства в семейные дела) прослеживаются или акцентируются требования старинной монархии. С другой стороны, эта французская окраска выводит на первый план XVII век, и в частности — правление Людовика XIV. Это было переходное время, которое характеризовалось одновременно расцветом экономики, с которым сочетались роскошь и развитие гражданского общества, необходимостью расходов на представительство, новыми притязаниями государства и появлением новых форм, которые в конечном счете приведут к утверждению частной, индивидуальной жизни, овладению грамотой, развитию самосознания и повороту в сторону семьи и дома.

Ограниченная таким образом, эта книга преследует многие явные цели. Во–первых, мы принципиально не стали выделять пространства, жилища, личные вещи, несущие или порождающие определенную эмоциональную нагрузку. Таким образом, в первую очередь рассматривались чувства и ценности, а не история материальной культуры, дома или его убранства, мебели или одежды. Если же эти вопросы все же освещались, то через призму связанных с ними социальных отношений. Во–вторых, необходимо было соединить три явления, иногда взаимосвязанных, иногда противоположных: дружеские отношения, отношения между членами семьи, уход в индивидуализм. В связи с отсутствием однозначного универсального определения понятия частной сферы одна и та же социальная форма может быть как убежищем, так и помехой. Таким образом, родня, род, близкие люди, нуклеарная семья в зависимости от времени, места, обстоятельств могут стать для человека надежным пристанищем или, наоборот, будут для него невыносимы. Отсюда — необходимость исследования многочисленных разрывов дружеских и семейных связей, противопоставления прав семьи и прав сообщества, свободы личности и семейной дисциплины. Отсюда и еще один замысел: превратить эту историю частной жизни в подробное исследование публичного пространства в его разнообразных и, возможно, вытекающих одно из другого значениях, которые определяют его как пространство для жизни, в масштабах деревни или квартала, как область, управляемую правительством, наконец, как место, где создается общественное мнение.