От рассвета до полудня - [137]
Вот какие примерно истории случались с Женькой Свибловым, пока он выправлялся, подрастал, набирался сил, ума и обучался потом в вечерней школе рабочей молодежи, которую окончил как раз накануне призыва в армию.
Конечно, кроме него были и другие ребята, пригревшиеся возле клубного очага, за ними тоже нужен был глаз да глаз, так что, когда Женька стал солдатом, дела все равно катились своим чередом, а Валентина Прокофьевна продолжала пребывать в одиночестве, которое становилось час от часу не легче, все сильнее и настойчивее давало о себе знать.
"Вот прошла, пролетела жизнь, а ничего хорошего в той жизни не получилось, — иногда думалось ей. — У других семья, дети, даже внуки, а у тебя нет никого. Ладно, если бы совершила что-нибудь выдающееся, а и этого нет. Помрешь — помянуть некому и нечем".
Меж тем машиностроители освоили в поселке еще один пятиэтажный дом, и Валентине Прокофьевне наконец была предоставлена отдельная квартира. И в завкоме, и в парткоме решительно все сочли, что она давно и вполне заслуживает улучшения жилплощади.
Было это весной, накануне первомайского праздника. Погода стояла чудесная. На березах по всему поселку трещали, свистели, скрипели и щелкали скворцы, небо с утра до вечера озарялось большим, теплым, безмятежным солнышком, земля быстро подсыхала, и по обочинам дорог, по кюветам, вдоль тропинок и заборов то тут, то там зажелтели одуванчики. В один из таких пригожих предпраздничных дней Валентина Прокофьевна собралась переселяться на новое местожительство, уложила чемоданы, увязала узлы, и вдруг ей опять так больно стало на сердце, оттого что и тут все одна и одна, некому даже стол разобрать, шурупы у шифоньера развинтить. Села на стул посреди комнаты, как была — в легонькой стеганой синтетической курточке, в косыночке газовой, — и уж готова была зареветь от отчаяния, уж слезы проглянули на глазах, как кто-то постучался в дверь.
Она быстро совладала с собой, со своим настроением и обычным властным и грубым голосом сказала:
— Ну кто еще там? Входи.
На пороге стоял парнишка из тех активистов, что исполняли в клубе все ее распоряжения, и протягивал ей конверт.
— Письмо вам, Валентина Прокофьевна, в клуб пришло, так я захватил по пути, может, что важное в нем.
— Спасибо, — хмуро проговорила она, забрав конверт и сунув его в карман курточки.
— Что еще? — спросила она. — Что топчешься? Натворили что-нибудь? Говори!
— Так переезжать-то будете?
— Ну и что?
— Так вот, — сказал парнишка, кивнув в сторону окна. — Пришли.
— Кто пришел?
— Мы пришли.
Под окном стояла толпа мальчишек, выжидательно задрав головы, и, как только она распахнула створки рамы, то та зашумела наперебой:
— Валентина Прокофьевна! Переезжаем! Перевозим! С новосельем, Валюша!
— Вот я вам дам — Валюша. Подружку какую нашли, — сказала она, погрозив пальцем и засмеявшись от охватившего ее вдруг бесподобного счастливого чувства.
И началась суматоха. Распахнулись двери, и пошла по поселку веселая процессия с узлами на горбах, чемоданами на плечах, вмиг разобранными на дольки шифоньером, диваном-кроватью… Никого еще, наверное, в жизни не перетаскивали из квартиры в квартиру так бестолково и стремительно. Не прошло и двух часов, а все уже было водворено в ее новое жилище и расставлено по местам. Когда мальчишки, исполнившие свой долг, удалились, она вспомнила про письмо, так и пролежавшее все это время нераспечатанным в кармане ее курточки.
"Уважаемая Валентина Прокофьевна! — прочла она. — Пишет Вам командир воинской части, в которой служит отличник боевой и политической подготовки известный вам солдат Евгений Захарович Свиблов. Отличного воина и вообще человека воспитали Вы, дорогая Валентина Прокофьевна. Пишу Вам это письмо по желанию и просьбе самого Евгения, поскольку на мой вопрос, кого нам благодарить — завод, школу, родителей, — он ответил: поблагодарите Валентину Прокофьевну Гаранину, директора клуба, и дал нам Ваш адрес. Большое Вам воинское спасибо…"
— Так, — в задумчивости сказала она, прочитав письмо. — Что же это такое получается, гражданка Гаранина? Чудеса, да и только. Давай разбираться с тобой логически. Женька Свиблов стал отличным солдатом, а ты тут при чем? Ну и Свиблов! Ах, этот Женька. Ну и Женька! Обязательно что-нибудь отчудит…
Мальчишка с Добролюбовской, 4
Мишка, трехлетний мальчик, живет вместе с дедом и бабушкой в подмосковном поселке Заветы, а его папа и мама живут в Москве. У них свои дела, свои заботы, приезжают к Мишке только с субботы на воскресенье, и этот счастливый для Мишки день называется командирским: папа и мама все время командуют Мишкой, или, как они говорят, воспитывают его.
Мишка курнос, подвижен, любопытен и смешлив. Глаза у него карие, внимательные, продолговатые, но когда он пытается что-то сообразить, становятся круглыми, как смородина. Стоит ему выйти на улицу, вдохнуть раза два свежего воздуха, и щеки его сразу жарко вспыхивают. Командирский день он нетерпеливо ждет всю неделю и еще со вторника начинает спрашивать. — А сегодня не суббота? Суббота завтра будет, да? Однажды, это было еще осенью, когда бабушка солила огурцы, дед и Мишка поехали в зоопарк. Прежде всего Мишку сфотографировали верхом на белом пони, потом катали в тележке на ослике, потом они с дедом часа полтора ходили от вольера к вольеру и рассматривали животных. Видели слонов, тигров, обезьян, павлинов, кормили сахаром верблюда, искрошили пять баранок белым медведям, и дед то и дело спрашивал у Мишки: — Понравилось?
