От прощания до встречи - [64]

Слушая Ольгу, я легко представил себе ладный их дом у самой реки, срубленный из смолистых сосновых бревен, и три добрых женских существа, обитающих в нем… Валентине Александровне, конечно, повезло. Разве не радость — прийти после тяжких докторских забот домой, а дома — родственные души? Будто у себя в Рязани. Зря она, пожалуй, не поведала им вчера о своих сердечных терзаниях. Ночь они все равно не спали, мучились, и от неведенья было только хуже. Расскажи она им о своей тревоге, о перепутье сердечном, может быть, за какой-нибудь час и ее успокоили бы и сами перестали терзаться.

Ольга принялась за стопу. Вытерла ее, смазала, потрогала ладонями и, чуть повременив, пустила в ход упругие пальцы. Волшебные токи таились в ее пальцах. Они будоражили во мне все живое и возвращали к жизни искалеченное, угасшее. Временами у меня закатывалось сердце и горячая пробегала дрожь от стопы до самого темечка.

Закончив массаж, Ольга вытерла капельки пота, немного отдохнула и взялась, как она сказала, за главное дело. Поворочала стопу в стороны, опустила вниз, потом мягко, бережно, дуя на нее, как на горячий чай, подала вверх. Сперва чуть-чуть, слегка, потом побольше.

— Больно? — спросила она.

— Нисколько.

Разогнув стопу до предела, она вновь стала сгибать ее.

— Выше, выше давай, — подгонял я Ольгу.

Медленно, осторожно увеличивала она угол сгиба.

— Терпишь?

— Выше давай, мне совсем не больно.

До сих пор она сгибала стопу плавно, а сейчас попыталась подать ее вверх легкими толчками. Один толчок, другой…

— Ты правду-то когда-нибудь скажешь? — Она подняла на меня усталые, покрасневшие глаза.

— А как быть, если в самом деле не больно? Придумывать?

Ольга откинулась назад, сжала стопу в ладонях.

— А я что говорила? — Глаза ее заблестели. — Помнишь? Как миленькая будет гнуться. Это только начало.

— Ты давай выше, выше.

— Нельзя выше, все дело испортишь.

— Дай-ка я сам. — Я протянул руки к стопе. Она хлопнула по моим рукам ладошкой, я тотчас же отдернул их и рассмеялся.

— Получил? — Глаза ее тоже смеялись.

— Ты хоть до старой границы посгибай, — взмолился я.

— Это я сделала бы и без твоей просьбы, а теперь не буду.

— Почему же?

— Ты мешаешь мне. Дело есть дело.

— Пожалуйста…

Сестра Тамара привела на процедуры двух раненых. Ольга глянула на них и смилостивилась.

— Ладно, — сказала она тихо. — Только ты не мешай мне. Помалкивай.

Стопа моя и впрямь покорялась Ольге. Дело пошло на лад. Помимо моей воли где-то в глубине души всплеснулась серебристой рыбкой безмолвная радость. Теперь и я поверил, что стопа будет гнуться. В голове замелькали веселые мысли: не нужна будет операция, все войдет в норму само собой. Человеком буду, как прежде. Можно, наверное, и на корабль скоро вернуться. К друзьям-товарищам.

Я на минуту закрыл глаза и в один миг перенесся на свой крейсер. Он по-прежнему стоял в Неве неподалеку от горного института. Два месяца назад, когда я прощался с ним, уезжая в тыл, вид у него был довольно жалкий, не боевой — он пострадал во время бомбежки не меньше меня, — а сейчас и трубу починили, и батареи зенитные поставили заново и пулеметы. Словом, корабль как корабль. Едва я поднялся по трапу и ступил на палубу, как очутился в окружении друзей. Старший лейтенант Феоктист Ефремов, сосед мой по столу в кают-компании (Фео-Фео, как мы его прозвали), бросил воинственный клич: «Качать его!» Меня сграбастали, приподняли и, как я ни артачился, два раза подбросили вверх. После этого двинулись ко мне в каюту.

Небольшая у меня была каюта, не лучшая на корабле, но мне она казалась роскошной. Письменный стол с креслом, мягкий диван, шкаф, умывальник — что еще нужно молодому офицеру? До корабля у меня не было ничего подобного.

Очнулся я от пристального взгляда Ольги.

— Задремал? — спросила она с улыбкой. — Вот как я тебя умаяла.

— На корабле был, на своем, — ответил я не спеша. — Даже в каюте у себя побывал. Хорошо-о!

Ольга помолчала, о чем-то задумавшись, спросила вдруг:

— Он тебе как дом, корабль твой?

— Как дом, — ответил я. — Может, и больше, чем дом. Нас вместе покалечили.

— Так уж и покалечили! Да мы твою ногу в два счета теперь приведем в порядок.

— Пожалуй.

— Не пожалуй, а точно.

Я улыбнулся. В эту минуту вошла Валентина Александровна, окинула всех усталым взглядом и зашагала к нам. Ольга сидела спиной к двери и не видела ее.

— Доброе утро, — сказала Валентина Александровна. — Как себя чувствует наш флотский друг?

Лицо у нее было блеклое, утомленное, ей, наверное, трудов стоило сохранять спокойствие и бодрость духа.

— Лучше, чем кое-кто из наших целителей, — съязвил я, не удержавшись.

— Не слушается он, Валентина Александровна, — пожаловалась Ольга, стараясь перевести разговор в другое русло, но главная целительница пропустила ее слова мимо ушей.

— Я рада за вас. А вот сосед ваш хандрит. Не знаю уж, как и помочь ему.

Валентина Александровна лукавила. Она хорошо знала, как помочь Борису, знала, как поднять его настроение, как осчастливить.

— Вы не должны делать ему операцию, — сказал я. — Если у хирурга не будет возможности оперировать сегодня, после Наседкина, отложите на другой день. Пожалуйста, Валентина Александровна.