От прощания до встречи - [62]

Теперь оторопь взяла меня. Я видел, как рождалось чувство Валентины Александровны и Бориса, оно казалось мне большим, единственным, и вдруг… И ничем я не мог помочь ей, я тоже ничего не знал. Мне подумалось, даже Ольга помогла бы ей сейчас больше, чем я.

— Если хотите, я пойду с вами и к тому и к другому.

Она с минуту поколебалась, тряхнула слегка головой и сказала, что должна справиться сама. Еще раз причесалась, глянула на себя в стеклянный шкаф и надела белую шапочку.

— Перед тем как войти к Жоре, снимите ее, пожалуйста. — Я кивнул на шапочку.

Она остановила на мне пристальный взгляд и попросила подождать ее здесь.

— Может быть, на улице?

— Пожалуйста, здесь, если можно. — Она грустно улыбнулась. — Здесь мои слезы и тайны.

Я остался ждать. Оглядел комнату, глаз ни на чем не задержался, и я подвинул стул к окну. Внимание мое вновь привлекли две сросшиеся высоченные ели. Им было лет по сто, не меньше, и воедино срослись они, судя по стволу, давно, назад тому эдак лет семьдесят. Немалый срок живут они одним деревом. Может, оттого и живут так долго, что срослись удачно, подошли друг другу? Дед мой покойный говорил как-то соседу — давно это было, я еще только в школу пошел, — что в жизни самое главное — это найти себе по душе и по сердцу верного человека. Хоть в семье, хоть в любом деле. Слова его тогда в одно ухо влетели, в другое — вылетели, а сейчас вспомнились и, возможно, не зря. Валентина Александровна, может быть, в самое время и спохватилась. Хороший человек Борис Крутоверов, по всем статьям хороший, а вдруг он не для нее? Вдруг и она не для него? А про Жору Наседкина и говорить нечего. Жалко его, а что поделаешь? Добрый, тихий, мечтательный. Из таких, наверное, поэты выходят либо художники. Их любят все, а живется им всегда почему-то мучительно. Ему бы сейчас выкарабкаться, любовь он найдет.

В коридоре послышались легкие шаги, мне показалось, что это шла Валентина Александровна. Шаги вскоре растаяли, а мысли о ней не покидали меня. Вдруг ее суженый где-то сейчас за тридевять земель, только ни он, ни она этого еще не знают? Тыкаются, как слепые котята, — к одному, к другому, — а того не ведают, что их ждут не дождутся. Каждого кто-то ждет. В училищах у нас да в институтах обучают и анатомии, и механике с астрономией, и навигации, а вот как человека себе по душе найти и не ошибиться в нем, и чтоб всю жизнь прожить с ним в любви да в согласии — ни в одной школе не учат.

Может быть, этого и не знает еще никто? Может, ни профессоров, ни доцентов и нет еще по этой части?

Я так размечтался, что и не услышал, как в комнату вошла Валентина Александровна.

— Долго я? — спросила она с ходу и сама с ходу же ответила: — Как-никак двое их.

Ни сами слова, ни тон, каким они были сказаны, не вызвали у меня особого беспокойства. Мне показалось даже, что она довольна своим походом.

— Рассказать? — Она присела рядом и сняла белую докторскую шапочку.

— Если сочтете нужным, Валентина Александровна, — ответил я. Это был не лучший ответ, но она, я видел, сама уже настроилась рассказать о них. — Могу уверить вас, что ни одна душа…

— Я верю вам. Я почему-то сразу стала вам верить…

— Что вы сказали Жоре? — спросил я.

— То же самое… Может быть, потеплее и поласковее. Он взял мою руку, припал к ней губами и долго не отпускал ее. Я сделала все, что вы хотели.

— А вы разве не хотели?

Она пропустила мой вопрос мимо ушей и заговорила о Борисе. Капитан просил, чтоб ампутацию ему сделала она, Валентина Александровна.

— Вы согласились?

— Я не сказала ему ни «да», ни «нет». Обстоятельства покажут. Первым будут оперировать Наседкина.

— Конечно, — промолвил я и подумал, что она, пожалуй, ответила уже капитану.

— Кому вы сочувствуете? — спросила она устало. — Наседкину или Крутоверову?

— Вам. Их жизнь сейчас от вас уже не зависит. Судьба — другое дело. Но у судьбы столько превратностей… Пока вы с ними разговаривали, меня не покидала мысль о том, что где-то в другом месте другой человек вот так же, как вы…

— Кто вы? — Она перебила меня так неожиданно, что вопрос ее дошел до моего сознания не сразу. В самом деле, кто я? Какое мне дело до них? Взрослые люди, разберутся сами.

— Где-то я читал… есть такое выражение — влюбленный друг.

Это не огорчило ее и не обрадовало. Она, видно, так намучилась в эти дни, так настрадалась, что чувства ее невольно притупились. Оно и понятно, кому ни довелись…

— Спасибо, Федор Васильич. Влюбленный друг — ве-ерный друг. — Она вздохнула и неожиданно склонила на плечо мне голову.

— Можете всегда на меня рассчитывать.

— Спасибо. Как ваша нога? Вы не проводите меня до ворот?

— Буду только рад. Одну даму я уже проводил.

— Ольгу? — Она улыбнулась. — Чу-удо-девушка!

Пока мы спускались по лестнице, шли по коридору, а потом по дороге к воротам, она на все лады расхваливала Ольгу.

— Бог отпустил ей столько достоинств, сколько, наверное, у дюжины девушек не сыщешь. Прекрасное лицо, глаза, как лесные озера, дивный гортанный голое, чиста и наивна, как ребенок, умница, на все руки мастерица. Кто свяжет с ней свою судьбу — счастлив будет всю жизнь.

У ворот Валентина Александровна остановилась: